— И в чью башку пришла эта идиотская
идея, хотел бы я знать? — Никита хмуро окинул взглядом стоящего
перед ним начальника службы безопасности. И, очень хотелось верить,
друга. — Кому захотелось так меня подставить?
— Так ведь мальчишка сам ко мне
подошел, я расценил это как знак свыше, — Димыч смотрел, не моргая,
уверенный в своей правоте. Впрочем, как всегда. — Я неподалеку
припарковался, наблюдал, а его водитель в дороге застрял, подрезал
кого-то, вот пацан и решил, что меня прислали взамен. Ему сказали,
видать, что за ним Дмитрий на серебристом «мерсе» выехал. Подошел,
спросил: «Вы Дмитрий?» «Дмитрий», — говорю. «Вы за мной?» Так а я
разве не за ним? «Садись, — говорю, — родной, сейчас домчим». У
него телефон разрядился, он номер машины сверить не мог, и скажи,
что нам не подфартило?
Никита продолжал в упор смотреть на
Семаргина, в душе соглашаясь с приятелем — такой случай глупо было
упускать. Но только в душе.
— Это уголовная статья, Димыч. Ты не
знал?
— Она не заявит, Никитос, — уверенно
выдал Семаргин, — не тот случай. Зато бумажки тебе тут же в клювике
принесет.
— Он ребенок. Сколько ему? Семь,
если не ошибаюсь?
— Да ладно тебе архангела
изображать, ты посмотри, как она прет, у нас нет шансов. А из-за
сына быстро станет сговорчивей.
Никита отвернулся к окну, чтобы
Димка не видел его глаза. Не такой он хотел победы и не такими
путями собирался сражаться за свой бизнес. Она ворвалась, как
ураган, как эпидемия, похоронив под грудой обломков его самые
лучшие и прибыльные проекты. А теперь готовилась перехватить
тендер, за который отвалено было столько, что эти суммы просто
неприлично было произносить вслух.
«У тебя нет шансов, — их лобби-агент
лишь разводил руками, утирая со лба испарину, — там денег, как у
графа Монте-Кристо, ты ее не перешибешь, Никита Александрович». И,
по-хорошему, Димыч был прав, если бы не личный пунктик Никиты
Елагина. Он и без того одержит верх над этой хладнокровной стервой,
но играть будет по-своему, и уж тем более, не станет вмешивать сюда
детей.
— Где он? — повернулся к
Семаргину.
— На нашей тренировочной базе, —
друг и не пытался скрыть досаду, наверняка сожалеет, что Елагин
проявляет такое малодушие, — подумай, Никитка, когда еще выпадет
такой шанс? Мальчишка без разговоров сел в машину, решил, что мы
новая охрана его мамочки. Кажется, он до сих пор в этом уверен.
— Хоть на это у тебя хватило мозгов,
не напугать ребенка, — хмыкнул Никита, — поехали.
Всю дорогу он спрашивал себя, откуда
в нем выискалось столько благородства, хоть на самом деле глубоко
внутри знал ответ — сыну Сальмы Фон-Россель было семь лет, столько
же, сколько могло быть его сыну. Никита Елагин готовился к войне с
этой самой Фон-Россель, но он не собирался воевать с ребенком. И
сам не знал, почему решил лично его отвезти, хотя вполне мог
поручить Дмитрию доставить мальчишку матери.
Достал телефон, пролистал телефонную
книгу. Этот номер давно уже был записан, Димыч практически сразу
его раздобыл, в первый же день. Сколько раз Никита едва
сдерживался, чтобы не набрать этот ненавистный номер и не
выплеснуть все, что накипело. Возможно, и с матами, чего уж
церемонии разводить. И сейчас он с каким-то яростным удовольствием
нажал на вызов.
— Да, слушаю, — зазвучал из динамика
хрипловатый голос, будто она простужена.
Никита уже слышал этот голос, она
всегда так говорит. Судя по всему, во время той аварии, или что там
с ней произошло, у нее было повреждено не только лицо, а и связки.
Говорит чисто, без акцента, все верно, Сальма Фон-Россель она без
году неделя, всю жизнь была какой-нибудь Светкой Соколовой. Зато
дыхание прерывистое, нервное. И Никита понял, что его номер у нее
тоже давно записан. Она знает, кто ей звонит, и осознание этого
заставило еще сильнее стиснуть телефон. Как он его до сих пор не
раздавил?
