Надвигавшиеся сумерки, хотя и приглушали яркие летние тона неба
и земли, придавали кампанской равнине особенное очарование.
Заходящее солнце наполняло прибрежные рощи скользящими бликами,
осыпало водную гладь каскадом искр, а его лучи, преломляясь в её
хрустальных струях, вспыхивали и меркли, словно зарницы. И острее,
чем днём, ощущалось тёплое солёное дыхание неаполитанского
залива.
Море вырыло этот неровный полукруг в песчаном откосе; местами
его берега представляли собой нагромождение скалистых обломков,
порою полых внутри. Удивительные подводные пещеры поражали
воображение людей, и о них сочиняли легенды. Одних они манили
неизведанными тайнами, других пугали своим коварством: во время
приливов многие неосторожные купальщики заплатили жизнью за
собственное любопытство.
Квинт, конечно, знал об этом, но отступать от задуманного не
собирался. Он хотел проникнуть в одну из таких пещер вовсе не из
мальчишеского озорства. По слухам, ходившим среди местных жителей,
после праздника Нептуналий бог морей оставлял людям чудесные дары,
и тот, кто находил их, мог загадать любое желание, не сомневаясь,
что оно сбудется. Сейчас Квинт искал место, где можно было бы войти
в воду, и, раздвигая кусты, медленно спускался по каменным глыбам,
нависшим над заливом.
Неожиданно откуда-то сзади до него донёсся шорох – ещё один
сорви-голова? – однако оборачиваться он не рискнул: одно неловкое
движение и... Успеет ли он ухватиться за выступ в скале прежде, чем
камень под его ногой сорвётся в воду? Он остановился, чтобы
перевести дыхание, и, откинув нависшие на лоб тёмные пряди, беглым
взором окинул залив.
По нагретой щедрым италийским солнцем воде чуть заметно
пробегала рябь; окружавшие беломраморные виллы сады зелёными
коврами спускались к самому морю; у берега мерно покачивались
лёгкие суда со спущенными парусами.
Несмотря на то, что день близился к исходу, было жарко;
насыщенный горячей влагой ветерок обжигал кожу; струйки пота
непрерывно стекали по телу.
И тут чьи-то руки накрыли глаза Квинта; нежные мягкие губы
коснулись его уха, обожгли шёпотом:
- Угадай, кто это?
Услышав знакомый насмешливый голос, Квинт затаил дыхание и
замер, боясь пошевелиться. Не веря своему счастью - девушка из его
мальчишеских грёз была совсем близко: придвинься и почувствуй её
своей обнажённой спиной, – он тихо ответил:
- Юлия!
Она засмеялась, точно зазвенел серебряный ручеёк, и с
удивительной ловкостью увернулась от его рук.
Квинт испытывал досаду: её нигде не было видно, она будто
растворилась в жарком воздухе.
- Юлия! – позвал он. Голос его звучал хрипло, чуть
испуганно.
Она не ответила. Но едва он вскарабкался наверх следом за нею,
как тут же был сбит с ног.
- А теперь попробуй догнать меня!
Квинт вскочил с лёгкостью тренированного атлета (недаром два
года подряд побеждал на Троянских играх!), помчался за Юлией и,
хотя она была уже довольно далеко, очень скоро догнал её. Схватив
девушку за плечи, он развернул её лицом к себе.
От быстрого бега щёки её разрумянились; чёрные живые глаза под
тонкими плавно изогнутыми бровями искрились лукавым весельем;
золотисто-русые пряди прилипли ко лбу, выпуклому как у младенца, с
едва приметным шрамом у самых корней волос: только научилась
ходить, не уследили няньки. Милая, милая шалунья...
- Итак, если это игра, то, следуя её правилам, я как «разбойник»
требую «выкуп», - серьёзным тоном заявил Квинт, нарочно выделив
последнее слово. Это была их давняя забава – и «выкупом» могло, по
желанию «разбойника» (того, кто догонял), оказаться что угодно:
какая-нибудь фантазия, детская причуда. Однако на этот раз ему
хотелось лишь одного...
- Поцеловать меня? – переспросила Юлия изумлённо: на белом лбу
обозначилась складка, взметнулись брови, затрепетали длинные
ресницы, но... В их тени, в чуть раскосых и оттого кажущихся
плутоватыми глазах вспыхнули огоньки.
