Аннотация: Он вырос
там, где балом правит беспредел . Она, где господствуют тепличные
условия. Он с уверенностью может назваться воспитанником сатаны,
она же взращена богиней. Они из разных миров, у них нет ничего
общего, ничего, кроме обоюдной неприязни, граничащей с обожанием.
Их судьбы сплетены настолько тесно, что другим там никогда не
хватит воздуха.
Предупреждения: претензии не принимаются. Неоднозначные герои,
противостояние характеров и социальных слоев общества. Обсценная
лексика.
В герое присутствует убойная доля пофигизма, у героини зашкаливает
самомнение.
***
- Богдан? Это что такое? Она
пьяная?
- Мама Марина, выключай училку, мы
же дома. Мне ее бросить надо было, что ли?
- Ладно, в комнату давайте.
Чтобы Гера ничего не сбила своим
пьянющим тельцем, поднимаю ее на руки и тащу в комнату.
- Я себе тогда на полу постелю, -
уже на лестнице.
- Богдан, - слегка протянуто, - ты
спишь в гостиной сегодня, - мама качает головой, растягивая губы в
красивой, но ехидной улыбке.
- Че эт?
- В гостиной, Богдан!
- Ладно, ладно.
Уже в комнате кидаю Гольштейн на
кровать. Она что-то мямлит, корчит рожицы. Я лишь со стороны
наблюдаю, опираясь плечом о дверной косяк. А Гера тем
временем упорно пытается встать с кровати. Пошатываясь,
выпрямляется, начиная расстегивать рубашку.
А вот это уже становится интересным.
Плюхаюсь на кровать в полулежачее положение, ноги же остаются на
полу. Закинув руки за голову, с насмешкой смотрю на это шоу.
Гера стягивает юбку.
- Гера, ты зачем трусы-то напялила?
Что в них, что без, - комментирую, смотря на прозрачный белый
материал и тонкую полоску сзади.
- Я Герда, - впивается в меня
колюченьким, но таким забавным взглядом, а потом падает рядом,
- Шелест, давай поцелуемся, - закидывает на меня свои
ноги.
- Не, - задумчиво, - я с
алкоголичками не целуюсь, - ржу над ее вытянувшейся мордашкой.
- Вот за это я тебя и люблю, -
улыбается.
- За то, что с алкоголичками не
целуюсь? – сжимаю ее протянутую ладонь.
- За то, что в трусы ко мне не
лезешь, - вытягивает ноги, и теперь мы оба находимся в полулежачем
состоянии, тесно прижимаясь друг к другу боками.
- Гера, ты только скажи, я двумя
руками «за», - делаю серьезное лицо. Гера же хохочет, толкая меня
локтем в бок.
- Я Герда, Шелест!
- Ты Герда Шелест? Звучит.
- Что? – зависает, а потом хитро
улыбается. - Не дождешься
Богдан.
…длинный серый коридор с обшарпанными
стенами и отстающей на потолке побелкой я не забуду никогда. Он
казался нескончаемым. Высокая рыжеволосая тетка в темной кофте и
очках с острыми и, кажется, такими колкими оправами, ее лицо не
выражало ни малейшей эмоции. Впалые скулы, безэмоциональный взгляд,
незаинтересованно блуждающий по стенам коридора, она с каждой
секундой ускоряла шаг. А я, будучи маленьким шестилетним ребенком,
просто не успевал за ней, а оттого часто спотыкался. Но женщина
лишь невозмутимо сильнее тянула меня за руку.
Мимо пробегали дети и, завидев
новенького, разглядывали меня во все глаза. Старшие лишь смеялись
над моим запуганным взглядом, я же ускорял шаг, все крепче прижимая
к себе серого зайца.
Наконец Гестапо остановилась, широко
распахнув дверь большой комнаты, где стояло много кроватей. Все они
были одинаково заправлены, некогда белое белье посерело от частых
стирок, а шторы только нагоняли тоску. Все в этой комнате создавало
угнетающую атмосферу. По телу пробежал холодок.
- Вот твоя кровать, - громко
скомандовала она и выпустила мою руку из своей, - днем сюда
заходить нельзя, только в специально отведенное время. Идем.
На выходе из комнаты уже собралась
толпа детей, слухи здесь распространялись быстро. Их глаза пылали
интересом вперемешку со злобой. Стоило только женщине уйти,
как толпа стала сгущаться надо мной, словно стая серых волков.