Глава 1: СБОЙ
Идеальная жизнь Ли Джун Хо измерялась тиканьем метронома. Не настоящего, конечно, а внутреннего, того, что отбивал четкий, выверенный ритм его существования. Шесть утра. Подъем. Пятнадцать минут медитации у панорамного окна, с видом на просыпающийся Сеул, где небоскребы тонули в утренней дымке, как стальные исполины в молочном супе. Семь часов. Завтрак: овсяная каша с чиа и ягодами годжи, два вареных яйца, зеленый чай. Ровно в семь тридцать он просматривал новости на планшете, отфильтровывая информационный шум и вычленяя только то, что касалось архитектуры и урбанистики.
Его квартира в «офиселе» в Йонсане была не просто жилищем. Она была манифестом, воплощением его профессионального кредо: чистота линий, функциональность, безупречный порядок. Светлые стены, бетонный пол, полированный до зеркального блеска, мебель из натурального ясеня с безупречными стыками. Ничего лишнего. Ни одной пылинки, не говоря уже о случайно брошенной вещи. Каждый предмет проходил жесткий отбор на право занимать свое место в этой вселенной. Иногда ему казалось, что он не живет здесь, а курирует персональную, идеальную выставку самого себя.
Работа в престижном бюро «Ким и Партнеры» была закономерным продолжением этого порядка. Он был одним из самых перспективных молодых архитекторов, «тем самым Ли Джун Хо с золотыми руками и платиновой дисциплиной», как шутил его босс. Его чертежи были безупречны, его расчеты – точны, его презентации – лаконичны и убедительны. Он не строил замки на песке; он возводил стальные и стеклянные кредо в сердце мегаполиса.
Именно поэтому десятичасовое совещание по проекту «Акведук» – жилого комплекса премиум-класса – выбило его из колеи. Обсуждение было бесплодным, клиенты капризными, а коллеги – внезапно непроходимо тупыми. Он чувствовал, как под кожей нарастает раздражение, мелкими иголками. Его внутренний метроном сбился с ритма, и теперь он спешил, пытаясь наверстать упущенное идеальное время.
Он вошел в свой подъезд, и стерильная прохлада кондиционированного воздуха привычно обняла его. Лифт бесшумно домчал до четырнадцатого этажа. Он приложил палец к сканеру у своей двери. Тихий, удовлетворяющий щелчок. Глубокий вдох. Дом. Его крепость. Его
святилище.
И тут его ноздри уловили это.
Воздух в его квартире пах чужим кофе.
Джун Хо замер на пороге, пальцы все еще сжимали холодную металлическую ручку двери. Это был грубый, навязчивый запах цикория и жженых зерен, который резал ноздри, как наждачная бумага. Он был чуждым, вульгарным вторжением в его выверенную обоятельную вселенную, где царили тонкие ароматы зеленого чая, древесины и свежего белья. Это был запах другого человека. Другой жизни.
«Консьерж? Уборщица?» – лихорадочно соображал он, делая шаг внутрь. Но уборщица приходила утром, и после нее пахло озоном и лимонной кислотой, а не этим кофейным варварством. Он медленно закрыл дверь, и щелчок замка прозвучал на этот раз как-то слишком громко, почти зловеще.
Его глаза, за долгие годы натренированные видеть малейшую асимметрию, мгновенно выхватили первую деталь. На подносе из черненого дуба у входа, где он всегда по диагонали клал ключи и кошелек, лежал крошечный, почти невидимый обрывок оранжевой нитки. Грубой, синтетической. Как от шва на рабочей спецовке или рюкзака.
Сердце Джун Хо пропустило удар. Его гардероб состоял из кашемира, хлопка и тонкой шерсти. Цвета – сдержанные, приглушенные: угольный, графитовый, песочный. Оранжевого не было в его палитре. Никогда.
Он осторожно, словно эта нитка была опасным насекомым, подцепил ее кончиками пальцев и, сморщившись, отнес к мусорному ведру под раковиной, нажав на педаль, чтобы крышка открылась без прикосновения. Ритуал очищения был завершен. Но семя тревоги, крошечное и черное, уже было посеяно в плодородную почву его перфекционизма.
