В то утро я собиралась на охоту.
Я любила охоту. Отец не запрещал
ездить в лес, даже одной. Он не порицал мои «мужские» увлечения.
Хоть иногда я и замечала сожаление в его взгляде, когда бежала по
двору в брючном костюме с карабином за спиной, а он смотрел на меня
из окна кабинета.
Впрочем, о чем ему сожалеть? Разве
что о смерти жены, на которую я, говорят, сильно похожа.
Когда умерла мама, мне было семь лет,
а моим старшим сестрам — пятнадцать и шестнадцать. Их отец отправил
в столицу, к своему младшему брату, чтобы девочки начали выходить в
свет и выгодно вышли замуж.
Так и произошло.
Я же осталась с ним в нашем
загородном поместье. Вернее, в замке, доставшемся от предков. Здесь
все было, как в старые времена — башни, крепостные стены,
необъятный внутренний двор и ров. Но быт был организован вполне
цивилизованным образом.
А вокруг замка расстилались
бескрайние поля графских угодий, и шумели леса...
Я росла на природе, почти полностью
предоставленная самой себе. Учитель и камеристки лишь докладывали
отцу о моих успехах в языках и математике, да жаловались, что я
гоняю по двору с мальчишками и лазаю по деревьям.
Меня приводили к нему, испачканную, с
растрепанными волосами. Но отец, строгий со мной при жизни мамы, не
слишком ограничивал мои забавы. Он лишь с непонятным сожалением
смотрел на меня и отпускал. И слово графа Грейзо в нашем графстве
было законом для всех.
Отец же разрешил мне учиться
фехтовать и стрелять, когда я захотела этого, глядя как он
тренируется с нашими гвардейцами.
Все мое детство и юность он почти не
вмешивался в мою жизнь, позволяя заниматься, чем угодно. Не порицал
того, что я предпочитаю мужские забавы скромному вышиванию и игре
на фортепьяно. Лишь наблюдал за мной издалека и порой напоминал,
что даже с карабином в руке я должна иметь безупречные манеры.
Я и имела... У меня многое получалось
хорошо. И стрельба, и фехтование, и игра на музыкальных
инструментах, и искусство светской беседы...
И только странное сожаление в его
взгляде порой наводило на мысль, что в отношении отца ко мне все не
так просто. Есть что-то скрытое... И это что-то рано или поздно
выплывет на поверхность, и тогда мой мир может рухнуть.
Перевернуться и разбиться.
Но в то утро я еще не желала об этом
думать.
Я надела зеленый брючный костюм —
приталенный камзол с поясом, на который крепилось несколько
охотничьих ножей, узкие брюки и высокие сапоги для верховой езды.
На плечи накинула плащ длиной до пояса. В нем можно было ловко
двигаться. При этом он хорошо защищал от ветра и холода. Быстро, не
вызывая камеристку, убрала волосы и пристроила на голове охотничью
шляпку-треуголку.
Все. Осталось снять со стены
карабин...
В этот момент в дверь постучали.
— Войдите!
К моему удивлению, на пороге
появилась не камеристка, а дворецкий.
— Мирри Аленор, — чуть поклонился он.
— Мирроу граф просил вас зайти к нему в кабинет.
— Хорошо, — улыбнулась я, но в груди
зародились досада и неприятное чувство тревоги. Что-то не так. —
Передайте мирроу графу, что я скоро спущусь!
Дождавшись, когда дворецкий выйдет, я
бросила последний взгляд в зеркало. Да, вид у меня воинственный...
Не удивительно, если отцу перестало это нравиться. Не за тем ли он
зовет меня, чтобы поговорить о более женственных увлечениях? Сердце
тонко забилось. Замужество.
Рано или поздно встанет этот вопрос.
И никуда не деться — дочь графа Грейзо должна выйти замуж за
влиятельного аристократа для укрепления семейных связей. И дай Бог,
чтобы мое сердце было согласно с тем, что предложит жизнь.
Я слетела вниз по лестнице,
громко стуча каблуками. Постучалась, и, дождавшись хорошо
знакомого «Заходи, Аленор», — отец странным образом всегда
распознавал, когда к нему стучусь я — вошла в комнату.
