Пролог.
Для кого-то Новый Год – это ожидание чуда, подарки, праздник,
семейные посиделки или весёлый кутёж в клубе. Для меня в принципе
любой праздник представляет собой нечто среднее между каторгой и
нескончаемым раздражением на всё вообще и на грёбанный мир в
частности. А уж в Новый Год…
В Новый год девизом всего дня становится расхожее выражение «У
меня такое праздничное настроение, что хоть ёлку наряжай, хоть на
гирлянде вешайся». И последнее, кстати, было куда как
предпочтительней. Именно по этой и ещё нескольким ну очень важным
причинам (одна из которых отсутствующая как факт личная жизнь)
тридцать первого декабря моя фамилия значится первой в списке
провинившихся сотрудников отправленных на дежурство.
На сутки. С любящими выпить санитарами, хлипкой щеколдой на
двери в подсобку, где храниться спирт и привычными чудесами,
чудесатыми личностями и прочей, незабываемой атмосферой последнего
декабрьского дня.
Кстати, о, не побоюсь этого слова, неординарных личностях.
Кто-нибудь мне подскажет, какого ёжика хмурая святая троица вечных
штрафников нашего морга катит в сторону кладовой неопознанный труп,
наспех накрытый телогрейками? Да с такими серьёзными намерениями,
что даже меня не заметили.
Меня. Сидящую на стуле, закинув ноги на свободный стол в
прозекторской, читающую Стивена Кинга и подвывающую незабываемому
Профессору Лебединскому и его бессмертному треку «Я убью тебя
лодочник». Я, конечно, не Анджелина Джоли и даже не Памела
Андерсон…
Но всё-таки, трудно не заметить внимательный, цепкий взгляд
хмурого патологоанатома, от удивления даже не сразу сообразившего,
что ответить на такой финт ушами.
- Стоп машина, товарищи, - лениво протянула, пристроив вместо
закладки чистую бирку и грохнув книгой об стол. Троица дружно
подпрыгнула от неожиданности, судорожно сглатывая и пытаясь закрыть
собою труп. – Ниндзя из вас так себе, если честно. Посему сёгун в
моём скромном лице требует чёткого ответа на поставленный вопрос.
Что за неучтёнка в час пополуночи и какого самурая вы её поперёк
природе, планировке и здравому смыслу в кладовку запихать
пытаетесь?
- Евгения Сергеевна…
- А, да, - покаянно вздохнула и мило улыбнулась, с размаху
приложившись кулаком об столешницу так, что брякнул лоток с
инструментами. – Кому из вас, внебрачные сыны выхухоли и утконоса,
за такую шикарную мыслю дать Нобелевку посмертно путём
харакири?
Воцарившееся молчание нарушало лишь обиженное пыхтение санитаров
и всё тот же хриплый, проржавевший напрочь голос Профессора
Лебединского, выводившего неизменное «Я убью тебя лодочник!».
Хмурые лица пойманных с поличным парней отражали жуткую в своей
бессмысленности работу мысли. Я ехидно выгнула бровь, подперев щёку
кулаком и ожидая хоть какой-нибудь реакции.
Мысленно делая ставки, что на этот раз попробуют мне скормить в
качестве оправданий. Серьёзно, по-моему, мне пора заводить
отдельный гроссбух для того, что бы тщательно конспектировать все
их фразы, нелепые объяснения и то, что данные служители Гиппократа
гордо именовали серьёзными причинами для собственных действий. С
логикой у ребят проблемы были регулярные. А вот фантазия
зашкаливала, да…
И как тут отказаться от удовольствия послушать очередную
затейливую попытку выдать свои косяки за правильно выполненные
инструкции и ценные указания руководства? Я едва удержалась от
подбадривания и всё же сумела не ляпнуть азартное «Ну народ, жги!».
Зато состроила предельно серьёзное выражение лица, суровое, ехидное
и полагающееся ситуации. И приготовилась.
Хотя всё равно не смогла удержаться от жеста «рука-лицо», когда
один из этих здоровых лбов, Жора Сметанников, потёр затылок и выдал
невинным тоном: