Проснуться в субботу в пять утра и пойти на работу? Могу, умею,
практикую. Ну а почему бы и нет, если вчера легла спать в
непозволительную рань, так как личной жизни нет, и в ближайшем
будущем не предвидится, а зарплата сдельная? Как говорится, почему
бы и да.
Кот, мой единственный за последние три месяца мужчина, ласково
терся о мои голые ноги, пока я помешивала булькающую на плите
овсянку. Но позже меня покинул и он, променяв на хрустящий,
свеженасыпанный в миску корм. Все мужики такие. Наверное.
Ну и что с того, что я умею готовить только подгоревшую овсянку,
странные салатики и корявые бутерброды? Я могла бы научиться.
Возможно… Если очень попросить… Или попробовать заставить.
Короче, надо любить женщину такой, какая она есть, а не пытаться
менять под себя, верно? Вот и мой бывший диктовал мне свои
правила.
– Эти джинсы слишком облегают, – уверял Гришаня, выкидывая
обновку в мусор, – а эта блузка чересчур открытая!
И недешевая шелковая вещица с моим любимым V-образным вырезом
летела вслед за джинсами. Сначала мне льстили подобные проявления
собственника, хотя и было жаль красивой новой одежды, но потом я
все же рискнула призвать его к благоразумию. Если он хочет, чтобы я
носила только те вещи, которые нравятся ему, то пускай мне их и
покупает, верно? Или хотя бы спонсирует их покупку. А пока я буду
надевать то, что считаю нужным. Мы живем в свободной стране, и
ущемлять мои права может только… Никто.
Григорий психанул, не желая тратиться на такую несговорчивую
меня, и его светлая шевелюра прощально блеснула в лучах заходящего
солнца, скрываясь в салоне папиной машины. И я осталась со своими
отвоеванными шмотками, не чувствуя ни малейшего сожаления. Ну и
скатертью дорога. А мне и с Котом хорошо. Да, Кот?
Кот промолчал. И правильно, вступать в утренние диалоги со мной
себе дороже. Мой своеобразный мозг включал положительные эмоции
только через час после начала бодрствования, и не секундой раньше.
И в этот час я искала ссор с Котом. Хоть какое-то постоянство. Но
Кот был стар и мудр, поэтому на привычные провокации не поддавался.
Я забрала его из родительского дома пять лет назад, когда
переезжала учиться и работать в большой город, и с тех пор он
скрашивает одиночество, и терпит мои выходки, за что я несказанно
ему благодарна. Уют нашего маленького мирка в ипотечной однушке на
окраине нарушают редкими набегами лишь мои немногочисленные
ухажеры, да подружка Ирка.
Что сказать, овсянка оказалась вполне съедобной, хоть я и забыла
ее посолить. Но вот кофе, тот удался на славу. В меру сладкий, в
меру сливочный, с полурастаявшими вкраплениями маленьких ванильных
зефирок, он таки заставил мозг задушить утреннего пессимиста, и
начать мыслить на позитивный лад.
Втиснувшись в те самые «слишком узкие» джинсы, и накинув сверху
свободную кофту персикового цвета, я обула любимые кофейные
полусапожки, послала воздушный поцелуй своему котомужу, и
выпорхнула за дверь.
Как и любой поздневесенний питерский день, этот тоже не
отличался особым теплом, и я порадовалась, что мое недавно
купленное пальто с честью выдерживало все испытания погодой. Так
что привычный ветер не наносил хоть какого-нибудь температурного
ущерба моему и без того мерзлявому телу.
Очень радовало практически полное отсутствие двуногих. Сонные
зомби, которыми обычно кишели улицы в будние утра, сейчас мирно
отсыпались в теплых кроватках, а не пихались плечами разной степени
костлявости в узких переходах метро.
Что удивительно, несмотря на малооживленное утро, торговки
ландышами были тут как тут. Бабули, укутанные на манер пленных
немцев под Сталинградом, с плетеными корзинками, полными крошечных
ароматных букетиков расселись вдоль бетонного забора на пути ко
входу в подземку. Эти, казалось, вообще никогда не отдыхали.
Создавалось ощущение, что некий инопланетный синдикат производит
гомункулов-супербабушек для добычи этих ароматных маленьких
цветочков в предместьях Петербурга с целью их дальнейшей
реализации, чтоб было на что производить захват планеты. Я решила
поддержать незнакомый синдикат, выделив пару червонцев на благую
цель.
