— Вставай! Работы полно, а она отдыхать вздумала, — сварливый
голос, словно скрип ржавых дверных петель, ворвался в мой
беспокойный сон, заставив поморщиться от резкого приступа боли в
голове. Следом порывом ветра меня обдало отвратительным смрадом:
застарелого пота, нечистотами и разлагающимся мусором. Тошнотворная
вонь тут же ударила в нос, в горле запершило, а из глаз покатились
слёзы.
— Поднимайся! — снова рыкнул всё тот же голос и по моему лицу
прилетело мокрой не менее вонючей тряпкой.
— Сейчас, — просипела, через силу приподнялась, облокотившись на
ящик, я попыталась открыть глаза, но веки словно налились свинцом,
а приложив чуть больше усилий, в висках тут же отдалось невыносимой
резью, — голова болит.
— А нечего было дармавуху хлестать до утра! А ну, пошла, а то
выгоню.
Раздражать горластую и явно нервную бабу я не решилась и
предприняла ещё одну попытку открыть глаза. От увиденного моё
сердце от ужаса болезненно сжалось, а дыхание перехватило.
— Где я? — испуганно прошептала, осторожно вскинув голову,
уставилась на нависшую надо мной грозную особу. Та злобно
оскалилась, вновь замахнулась на меня грязной тряпкой.
— На заднем дворе трактира и чего попёрлась на ночь глядя
сюда!
— Не знаю, — просипела, не понимая, что я здесь делаю.
Незнакомая тёмная подворотня с наваленным у стены мусором, среди
которого сновали огромные крысы в поисках, чем поживиться.
Предрассветный сумрак не освещал все уголки этого кошмара, но и
того, что я видела было достаточно, чтобы прийти в неописуемый
ужас.
— Айрис! Дрянная девка! У меня скоро постояльцы спустятся. А я с
тобой здесь валандаюсь! — снова закричала женщина в странном
наряде, больно дёрнув меня за волосы, — приведи себя в порядок и
убери зал.
— Айрис? — с недоумением переспросила, услышав в первые это имя,
оно, казалось, мне каким-то чужеродным. Я была уверена, что оно мне
не принадлежит, но и своего я не могла вспомнить. Захлёбываясь от
накативший на меня паники, с силой сдавила виски, пытаясь
восстановить в памяти хоть что-то… Но, кроме чёрной пустоты,
крикливой тётки и подворотни с вонючими помоями и крысами, в моей
голове ничего не было.
С трудом поднимаясь с земли, дрожащими руками вытерла грязные в
чём-то липком ладони о подол платья, растерянно спросила, — Айрис —
это я?
— Нет, я! А ну, пошла! — Прошипела женщина, больно пихнув меня в
спину, — если бы не моё обещание твоей покойной матери, давно бы
выгнала такую лентяйку взашей.
— Айрис... но это не моё имя… Кто я? — беззвучно прошептала,
послушно следуя толчкам женщины, я медленными шажками направилась к
тонкой полоске света.
— Быстрей топай! — снова пихнула меня в спину громогласная
особа, прошла мимо и распахнула дверь. И тотчас яркий,
ослепительный свет больно ударил по моим глазам. От слёз,
набежавших я ничего не видела и запнувшись, упала, больно
ударившись коленками о каменный пол, в ту же секунду ощутив под
руками противную слизь и объедки.
— Ах ты дрянь такая! — взвыла баба, хлестанув меня по спине всё
тем же оружием, — Помои разлила по всей кухне!
— Простите, — прошептала, испуганно сжимаясь, смигивая слёзы, —
я сейчас всё уберу.
— Конечно уберёшь!
— Можно воды? В горле пересохло, — попросила, с трудом ворочая
языком. Во рту словно после приторно-сладкой конфеты — липко, а от
странного кислого привкуса подташнивало.
— Вон ковш с водой!
— Спасибо, — поблагодарила, медленно пробираясь между столами,
переступая через объедки. Напившись тёплой, затхлой воды, я
почувствовала себя немного лучше и беглым взглядом осмотрелась.
Это была кухня. Просторное помещение, почерневшие глиняные
стены, задымлённые балки потолка, с которых свисали лохмы паутины.
Огромные кастрюли в жирных потёках стояли на плите; потемневший от
копоти очаг с пустым вертелом над ним, занимал половину помещения.
Многочисленные миски, кружки, чашки были расставлены на полках у
стены. Столько же высилось в тазу, в ожидании, когда её помоют.
Зловоние нечистот, разлившихся по полу, и аромата свежей выпечки из
печи смешались в непередаваемую какофонию запахов, от которых было
дурно и кружилась голова.
