Сердце колотилось до боли, сжималось от каждого звука; дыхание с
шумом вырывалось из груди. Я была среди толпы, но ощущала только
его незримое присутствие. Он был невидимыми путами, сковавшими
меня, он бродил в моей крови. Я кругом слышала его голос, гудящий в
ушах, чувствовала запах, его безжалостные сильные руки, способные
переломить меня, словно прут. Преступное болезненное наслаждение в
этой слабости! До рези между ног хотела ощутить его в себе, кричать
до хрипа от сиюминутного восторга и принадлежать только ему,
отдавать свое тело, как единственному законному владельцу.
Ненавижу! Ненавижу!
За то, что он сделал со мной. Подлый коварный палач. Проник в
мою кровь, словно яд. Я едва не сдалась, едва не приняла эту
жестокую участь. Едва не совершила непростительную ошибку. Роковую
ошибку. Я была слаба. Но я не просто слабая женщина… я… Я невольно
покачала головой: сейчас это было проклятьем. Самым черным из всех.
Самым невыносимым. Теперь все пути назад отрезаны. Я должна
покинуть Фаускон, даже если это будет невозможно. Должна! Бежать,
не разбирая дороги, не жалея сил.
Я нырнула в узкий темный переулок, чтобы скрыться от чужих глаз,
под ногами захлюпала вода. Здесь остро воняло мочой… Плевать. На
Эйдене едва ли было лучше, особенно возле кабаков. Я прижалась
спиной к стене, утерла взмокшее лицо руками, шумно выдыхая. Еще и
еще. Прижала ладони к вискам, чувствуя яростное биение пульса.
Казалось, от этого набата лопнет голова.
Нужно добраться до любого из портов. А там… У меня не было
никакого плана. И какой может быть план? На Фаусконе! Я женщина —
этим все сказано. Здесь это приговор… Без денег, без асторских
документов, без сопровождения, без декларации выезда… И каждый
довод будто вбивал меня, словно гвоздь, в эти зловонные мокрые
плиты. По самую шляпку.
Я тронула под плащом ошейник, пальцы коснулись холодных камней.
Это дерьмо стоит более чем достаточно — бриллианты чистой воды, мне
ли не знать. Пожалуй, на них можно купить целое судно вместе с не
слишком чистоплотной командой… Я с остервенением дернула. Знала,
что бесполезно. Снять этот собачий повод может только он… Но даже
если каким-то чудом удастся, — как продать? Меня или вернут, или
убьют, чтобы ограбить и замести следы.
Я нервно покачала головой — мои теории были наивными. Здесь. Я
женщина… Бесправная. Меня может остановить любой. Любой, у кого
возникнет какой-то вопрос или подозрение. И сколько у меня
времени?
Меня неотступно преследовала еще одна мысль. Не слишком важная в
эту минуту, но… что будет, если он узнает, кто я?
Нет, не так. Вопрос следовало ставить иначе: когда он
узнает. Дело лишь во времени. Или уже знает? Глупо было бы утешать
себя наивными сказками… И что он сделает? Поднимет шум? Или
остережется такого позора и станет действовать тихо?
Я вновь покачала головой, словно отгоняла непрошенные мысли.
Сейчас я не должна об этом думать. Лишь о том, как уйти,
спрятаться, исчезнуть. Сейчас только это имело значение.
Я осторожно выглянула из-за угла, замечая, что толпа на улице
начала редеть. Ночь сгущалась. Разгорались новые и новые фонари. С
одной стороны — ночью меньше глаз. А с другой… в толпе всегда проще
затеряться. Но одинокая женщина без сопровождения вызовет слишком
много вопросов — это уже было очевидно. Нужно торопиться, хотя бы
уйти как можно дальше от этого места. Я шагнула, но, тут же,
содрогнулась, как от удара током — меня схватили за руку:
— А ну, стой!
Шесть лет назад
— Ваше высочество, пора, — Гинваркан хотел было по-отечески
положить руку мне на колено, но не осмелился. — Время дорого.
