Я налила себе уже третью чашку
ароматного чая, откинулась на широкую спинку кресла и блаженно
зажмурилась. Мне было хорошо. Вкусный фруктовый чай с кислинкой и
сладкие пирожные значительно улучшили мое настроение.
Вот зачем мне замуж? Что я там
забыла? Тетушка Агнес, старая дева, настаивает, считает, что там
просто рай. Сама никогда не вышла ни за кого, а меня, родную
племянницу Ингиру, выдает.
Ну, не совсем родную, конечно.
Красавице Ингире двадцать. Мне же, Виктории Остаповой, мне
настоящей, тридцать пять. Я знаю жизнь, успела «насладиться» ею на
Земле и не спешу подыскивать себе жениха, а потом и мужа. Мне
вполне хватает семейного дела, которым я руковожу, причем вполне
успешно, вот уже полгода. Тетушка Агнес твердит, что не женское это
дело — работать, пусть даже и держать лавку со сладостями и чаем. Я
отшучиваюсь, что там смогу найти себе подходящую партию, того, кто
любит пирожные так же сильно, как и я.
Тетушка в ответ поджимает губы. Мне
от матери досталась способность есть все и не толстеть. Тетушка же
постоянно сидит на диете. Всю жизнь. До сих пор. Как по мне,
напрасно. Пухленькой она смотрелась бы милей.
Я отставила чашку на столик,
довольно улыбнулась. Если бы не замужество, все складывалось бы
просто идеально. Богатая красивая аристократка — ну чем не
жизнь?
— Ингира, детка, — тетушка в своем
темно-синем платье, длиной до пят, полностью закрытом, без намека
на декольте, зашла в гостиную, уселась в соседнее кресло, налила во
вторую чашку уже остывший чай, — у графов Ольстерских послезавтра
бал. Ты просто обязана там быть. Говорят, сын графа вернулся домой
из земель оборотней. Он холостой красавец. Умен, богат. Отличная
партия для тебя.
Я подавила вздох.
— Тетя, ну вы же знаете, что
послезавтра из Великого Эльфийского леса прибывает караван со
сладостями. Я просто обязана быть на складе. Кто еще сможет
проследить, чтобы коробки выгружали аккуратно?
Тетушка снова поджала губы — любимый
ее жест.
— Ты слишком ревностно относишься к
работе. Отдаешься ей с головой. Считаешь, никто, кроме тебя, не
способен проследить за выгрузкой пастилы, зефира и мармелада?
Приставь к делу Эльвиру. Пусть начнет деньги отрабатывать.
Отлично. Сама тетушка никогда, ни
дня, не работала, считала, что это неподобающее для аристократки
занятие, а меня учит, что и как делать. Ну просто великолепно
же.
— Если я приставлю к выгрузке
Эльвиру, то кто будет работать в лавке? — спросила терпеливо я. —
Предлагаете ее закрыть? Тогда мы понесем серьезные убытки, так как
разгрузка продлится несколько часов.
— У нас и так прилично денег. Хватит
и нам, и твоим внукам.
— А как же репутация, тетушка? В
лавку заходят многие родовитые аристократы, причем сами, не
посылают слуг. Что случится, если они придут к закрытой двери?
Тетушка промолчала. Я
целенаправленно била по больному и прекрасно это знала. Репутация
была для нее всем. Именно из-за репутации она совершала те или иные
поступки в своей жизни. И уронить репутацию, причем не только свою,
но и всей семьи, тетушка не могла. А значит, у меня появлялся
карт-бланш. Я могла руководить выгрузкой сладостей. И на балу меня
никто не ждал.
Я спрятала в уголках губ улыбку,
довольная маленькой победой. Конечно же, тетушка найдет, как
выиграть следующий раунд нашей с ней многодневной битвы под
названием «Жени упрямую племянницу». Но это будет потом.
— Ингира…
— Да, тетя?
— Стивен приезжает.
Я изумленно взглянула на
тетушку.
— Так он же вроде у вампиров послом.
Что он забыл здесь? Сам же сбежал куда подальше.
— Как ты о брате говоришь, —
поморщилась тетушка.
Как, как. Как заслуживает, так и
говорю. Это Стивен, а не Ингира, должен был заниматься семейным
бизнесом после того, как их родители пропали без вести. Стивен
должен был перезаключать контракты с поставщиками, уверять их в
благонадежности нового руководителя, рекламировать продукцию в
кругах аристократов, следить за разгрузкой караванов с товарами из
разных частей света. Всем этим должен был заниматься именно
Стивен.