Ты, сын мой, полагаешь себя
рождённым Светом? А ты, дочь благодетельная, называешь своей
матерью Тьму? Так скажите же, премудрые, кем станут дети ваши,
ежели объединитесь вы в одно, полутьмой или полусветом?
Не рождается тень без луча
солнечного. Но и света вы не познаете, не увидев вначале мрака. Так
и души не имеют цвета единого. Всё понамешано, всё сплетено,
позапутано – не разберёшь, не расправишь. Смиритесь Тьмой, и со
Светом в душах своих. Только так вы счастье обретёте.
(Из проповеди странника
Бэхора)
Глава первая
Фраза: «Ну не буду вам мешать» –
означает,
что помогать вам никто не
собирается.
(Из наблюдений мистрис
Шор)
За тонкой перегородкой грохнуло, зазвенев пустыми жестянками. В
стену бухнуло, как будто с той стороны по ней тараном вдарили –
доски аж прогнулись. Кто-то вздохнул словно огорчённый слон, тяжело
переступив по полу. Теперь уж скрипнули половицы.
– Тётя Арха, а тётя Ю опять жёрдочку съе… Ай! – звонкая
затрещина напомнила неугомонной Ируш, что она находится в приличном
месте. – Ну чего сразу драться-то? Я ж хотела сказать, мол, снесла
тётя Ю жёрдочку. Чё, неправа я разе?
– Дурдом! – буркнула под нос ведунья. – Зверинец на выгуле.
Лекарка с ненавистью глянула на льняные лоскуты, укоризненной
грудой лежащие на столе. И от всего своего большого сердца пожелала
им сгореть. Корпию[1] щипать девушка ненавидела. Уж лучше сутками
горшки выносить, чем выдёргивать колкие упрямые нитки.
Странно, но все остальные полностью разделяли её мнение.
Желающих мыть судна находилось предостаточно. Готовить корпию не
было ни одного.
– Иду! – крикнула Арха.
Видимо, получилось слишком громко, потому что за стенкой опять
ботнуло, покатилось и финальным аккордом разлетелось с радостным
стеклянным звяканьем.
– Тётя Ю, да что ж ты как корова-то?!
– Чтоб вам всем во Тьму провалиться!
Сердце у девушки было действительно большое и добрых пожеланий в
нём хватало на всех.
Ведунья сгребла с колен кучку нащипанных ниток, переложив её на
стол. По сравнению с горой лоскутов кучка выглядела
неубедительно.
За перегородкой ударил гонг. Видимо, Ю добралась до бака с
кипячёной водой.
– У-у-у!
Мычание лекарки вышло малоинформативным, но очень эмоциональным.
Арха с досады грызанула подсохшую уже мозоль на большом пальце. Из
вскрытого пузыря немедленно потекло. Пальцу стало больно. Ведунья
со злости сунула его в рот, мстительно обкусывая оставшуюся
корочку. Встала, стряхнув с фартука сор и пух. Чище он, конечно, от
этого не стал.
– Ар, извини, я тут… того…
Кипенно-белая занавеска, закрывающая дверной проём, отодвинулась
в сторону, демонстрируя девушке виноватую физиономию грахи.
Лекарка похвалила себя за сунутый в пасть палец. Вовремя она это
сделала, честное слово. Прекрасной великаншу в последнее время
считал исключительно Тхия. Все же остальные при виде отёкшего лица
с заплывшими глазами и носом-пуговкой пугались. Вот и Арха едва не
взвизгнула. Хотя должна была уже и привыкнуть. Но физиономия Ю,
словно только что извлечённая из дупла с дикими пчёлами,
действительно ужасала.
– Честно, не хотела я, – гудела граха, кажется, собираясь зайти
в коморку.
– Да всё нормально!
Правда, из-за пальца, зажатого в зубах, получилось нечто вроде
«т усё нырнальна». Но, главное, смысл понятен.
– Как же, нормально! А жёрдочку-то снесли! – нажаловалась Ируш,
шаркая веником.
– Да не жёрдочку, а этажерку! – рявкнула ведунья. – Сколько раз
повторять?
- А мне всё едино, - невозмутимо отозвалась вредная беса. – Тока
снесли – и снесли. Зачем встають? Говорят же: покой нужон. Нет,
скачуть, что твоя корова на льду! И всё сносют.
Ю покраснела ещё гуще, переливаясь всеми оттенками багрянца.
– Ты зачем встала, действительно? – вздохнув, проникновенно
поинтересовалась Арха.
