Мир разделен. Есть Тьма и Свет. Но Свет не значит добро, как
Тьма не означает безусловное зло. Так ночь бывает светла, а день –
мрачен. Меры добра и зла каждый определяет сам. И другое скажу я
вам. Помните, дети мои, что у каждого и мера своя. Что для одного
зло, для другого благо несомненное.
И есть Жизнь. Для нее нет мер. Все из нее – и Свет, и Тьма. Она
не делит добро и зло, она не мерит. Она просто лоно, из которого
рождается все. И она любит всех равно, потому что мы дети ее.
(Из проповеди странника Бэхора)
Глава первая
Вознося молитву, страшись. А
вдруг ответ придет?
(Из книги «Наставления
благочестивым девам»)
Кристалл, висящий над медным
котелком, вспыхнул шаром света, сыпанул на бурлящее, густое варево
изумрудными искрами. В паре, поднявшемся шапкой, заиграла радуга,
ярко отсвечивающая зеленым.
- Грибы, грибы, грибочечки… - пропела
Арха, кромсая золотым серпом сушеные шляпки чернецов.
Растерзанные грибы она ссыпала в
котелок и размешала варево стеклянной палочкой, бубня под нос:
«Ансеринае херба, левистицум, цалеридулае флос …».
Лаборатория, освещенная только
синеватым язычком огня в спиртовой горелке, напоминала пещеру. По
углам, затопленным мраком, таинственно, приглушенно шелестело. Тень
ведуньи жила своей жизнью. Неестественно вытянутая, тощая, как
скелет, она тянула руки-веточки к своей хозяйке, то ли помогая
ворожить, то ли желая придушить.
- Это заклинание, да? – шепотом,
нервно оглядываясь на угол, в котором ему мерещились подмигивающие,
алчно горящие глаза, спросил Шай.
- Я тебе маг, что ли? – фыркнула
лекарка, подсыпая в котелок толченые травы. Искры кристалла
отражались в ее желтых глазах, подрагивали на зрачке, расширившемся
почти во всю радужку. – Просто рецепт повторяю – не забыла ли чего.
А то наварю еще…
Она осторожно подула на кипящее
варево, принюхалась. Не глядя, взяла со стола холщовый мешочек,
черным коготком подцепила сушеную ягоду, бросив ее в зелье. По
лаборатории поплыл летний, медово-малиновый дух.
- Сложно у вас все, - пожаловался
ифовет, передёрнув плечами, и потянул пальцем узел кружевного
форменного галстука, словно он его душил.
- Где ты сложности увидел? Думаешь,
серпом грибы резать удобнее, чем кухонным ножом? Пф-ф, бред! Просто
марку надо держать. Если все будет выглядеть слишком просто, то
клиент может и засомневаться, стоит ли платить такую цену. Как
говаривает мистрис Шор: «Правильный имидж – залог правильного
гонорара!».
Арха выкрутила колесико горелки,
убирая пламя. Подставила ладошку, подзывая кристалл, послушно
спланировавший ей в руку. Удлиненный, похожий на сосульку амулет
вспыхнул на прощание зеленым светом, прокатившимся волной, и погас,
став похожим на причудливый бутылочный осколок.
- Все, - выдохнула ведунья устало,
утирая трудовой пот, – чуточку энергии, мешок сена и никаких
проблем.
- Можно забирать?
Шай, оставив в покое наманикюренные
ногти, которые он старательно обгрызал последние полчаса, глянул
просяще, старательно хлопая пушистыми, как у девицы, ресницами. При
этом он умудрился смотреть на лекарку снизу вверх, что при их
разнице в росте было делом непростым. Зато взгляд получился таким
выразительным, что любое, даже самое каменное сердце, немедленно
превратилось бы в лужицу.
- Ты ему хоть остыть-то дай, –
сварливо отозвалась Арха, стягивая лабораторный халат. – С тебя
пять империалов.
Видимо, у ведуний сердца вырезали из
материала покрепче камня.
- Сколько?! – вытаращил голубенькие
глазки ифовет. – Арха, ты с башни не падала?
- Нет, – честно отозвалась лекарка. –
А ты чего хотел? Во-первых, тебе нужно было срочно, так? Во-вторых,
если меня за этим делом застукают, из лечебницы я вылечу, не успев
сказать «простите». А, в-третьих, цены на все растут, солнце.
Впрочем, не хочешь – не надо. Найду, кому продать.
