Он допил кофе, вышел в коридор и накинул куртку. Проверил паспорт, телефон, застегнул карманы. Мысленно пробежался по содержимому своего чемодана, вспоминая ничего ли не забыл.
Жена стояла, оперевшись спиной о стену и нетерпеливо барабанила пальцами по черной атласной пижаме с кружевами. В ее взгляде читалось что-то среднее между осуждением и раздражением. «Как же мы до этого всего докатились…» – подумал он и тяжело вздохнул. Он сжал кулаки в карманах. Хотелось крикнуть, объяснить, тряхнуть ее за плечи, заставить очнуться, чтобы поняла, что происходит. Но что толку? Слова кончились полтора года назад.
– Мне пора. Такси ждет, – сказал он, стараясь придать голосу теплоту и мягкость.
– Хорошо отдохнуть, – ответила она и поморщилась.
– Я вообще то не отдыхать еду, так, если ты забыла…, – его голос напрягся, хотя, все еще пытаясь сохранить спокойствие.
Жена равнодушно посмотрела на него.
Он на секунду задержался, как будто чего-то ожидал. Извинений? Улыбки? Объятий? На это уже просто не было времени. После вчерашних выяснений отношений меньше всего хотелось слушать одну и ту же заезженную пластинку. Одни и те же доводы, одни и те же выводы. Он был уверен, что ничего нового она уже не скажет.
Она подошла и поцеловала его. Сухой дежурный поцелуй рухнул в привычную пропасть.
Он поднял чемодан и вышел. Дверь закрылась с негромким щелчком. Подходя к лифту, он слышал шелест замка.
Машина ждала у подъезда.
Сидя на заднем сиденье, он достал телефон и открыл терминал с биржевыми котировками. Пролистал лист. Ничего особенного. Сплошной биржевой компромисс с движением строго на восток.Водитель помог положить чемодан в багажник. Такси плавно вырулило на дорогу.
Он ткнул на строчку со звездочкой, внимательно посмотрел на график. + 15% за ночь.
Он убрал телефон и посмотрел в окно. Было уже светло, но город только-только начинал просыпаться. Такси вывернуло на шоссе по направлению к аэропорту.По лицу скользнула удовлетворенная улыбка. Открыв защищенный мессенджер, он набрал исчезающее сообщение единственному контакту: «Пока все по плану. Действуем дальше».
Лучи утреннего июньского солнца проникали сквозь зеленые кроны деревьев и отражались в больших панорамных окнах двухэтажного здания аэропорта, создавая причудливую игру света и тени, словно сама природа пыталась хоть как-то навести порядок в этом людском муравейнике.
Длинное типовое здание аэровокзала, построенное после «двухтысячных», но уже пережившее масштабную реконструкцию выглядело как один из тысяч подобных объектов: стандартная обшивка белыми композитными панелями снизу, синими – сверху и молочной надписью «Аэропорт» на крыше. Единственное, что выделяло его из общей массы – странные массивные козырьки над входом и выходом, похожие на водопады плотины. Вся архитектура здания намекала на бесконечный поток человеческих судеб, втекающий в одни двери и вытекающий через другие.
Несмотря на раннее воскресное утро, парковка перед зданием аэровокзала была забита машинами. Огромные двухэтажные пассажирские автобусы и яркие маршрутки соседствовали с военным транспортом, выкрашенным в защитный зеленый цвет. Люди с чемоданами, торопились по артериям и сосудам тротуаров, каждый по своему пути и в своем направлении, что еще больше напоминало какой-то живой организм с броуновским движением людей-молекул.
Прилетевшие последним рейсом смуглые гастарбайтеры, индусы, пакистанцы, турки, таджики загружались в автобусы, отправляясь на очередную стройку века, а те, кто выгружался – спешили в здание, думая, что смогут скорее попасть в самолет. У входа группа коротко стриженных людей в одежде с нашивками на липучках, какие носят военные курила, пряча лица в сизом облаке статично висящего табачного дыма. Молодые парни от двадцати до сорока пяти. Их тактические рюкзаки, набитые до предела, беспорядочно валялись тут же, на обшарпанных деревянных балках бетонной скамейки, как молчаливое свидетельство вызова, с которым столкнулась страна в последнее несколько лет.
