Кольке Ермолаеву приснился сон. Дело было в субботу, под утро. И не то чтобы страшный какой или очень уж там загадочный, про какие подумаешь – фантасмагория, да и только! – нет, а просто непонятный какой-то сон, хотя местами довольно забавный.
Стоит, значит, он во сне у пивного ларька, что напротив их дома, держит в руке кружку, а в кружке той вместо пива – фруктовая вода, лимонад вроде, но, правда, с пеной в палец толщиной. Вокруг в торжественных позах расположились соседские мужики, тоже пьют этот дурацкий лимонад, да еще нахваливают:
– Вот это пивко – знатное! Почище чешского будет!
Колька же пробует – фу, гадость! – плюется и ничего понять не может.
– Граждане! Да вы что?! – кричит он. – Вас обманули! Это же сплошное надувательство, а не пиво!
– Ты, друг милый, того… не кричи, не глухие, – отвечают мужики и скорбно сокрушаются:
– Эх, Колька! Опять выпендриваешься. Тебе что, больше всех надо?.. Ты лучше пей да помалкивай. Здесь не глупее тебя присутствуют. А ты пока еще юнга на нашей палубе жизни!..
– Как же так?! – зашелся от несправедливости Колька: их, мужиков, обманывают, как последних пацанов, а они же еще и радуются да его при этом ругают, эх!
И в этот самый момент увидел он свою жену, Татьяну. Татьяна шла мимо ларька и, что примечательно, вела на поводке собаку – здоровенного мраморного дога. А собак они сроду не держали, тем более такую громадину, на которую, как прикинул Колька, в день, почитай, килограмма три одной жратвы надо – не меньше!
– Тань! – захлопал он глазами. – Это что за явление природы?
– Ты что, собак никогда не видел? – невозмутимо спросила та. И добавила выразительно:
– Лучше бы у пивных поменьше отирался, алкоголик! – И ушла, вызывающе покачивая бедрами, чего обычно никогда не делала.
Колька оторопел. «Во дает! – подумал он. – Ну и логика, одно слово – женская… «Алкоголик» – скажет тоже! Ей бы Семиварова, нашего электрика, в мужья. Завыла б белугой через неделю!..»
Надо сказать, Колька выпивал редко. В основном, по большим праздникам, да и то в меру. И ему обидно было слышать такое. Пиво он, конечно, уважал, особенно в жару, после работы, мог выпить кружечку-другую, но ведь это же не водка. И вообще за всю свою сознательную жизнь, а прожил он, в общем, не так уж мало – целых двадцать семь лет! – Колька напивался до непотребного состояния всего два раза.
Причем первый раз это произошло на его же собственной свадьбе, что было нехорошо, после он и сам себя казнил. Но на то была причина. А напился он потому, что услышал, как мамаша Татьяны, отныне его теща, надменная дама в золотых побрякушках, сказала про него обидные слова, обсуждая со своей сестрой, невзрачной, поддакивающей ей особой, неожиданный и скороспелый брак единственной дочери. Дело было во время застолья, гости веселились вовсю, и мамаша думала, что их никто не слышит, а Колька как раз шел мимо, возвращаясь с кухни, куда выходил покурить. «Удружила Татьяна, что и говорить: нашла себе пару! Разве это муж? Да это же – сплошной кризис жанра, как говорит Андрей Петрович. Социальное недоразумение! – сокрушалась теща, запустив при этом палец в рот и проверяя прочность золотой коронки. – Разве о таком мы с тобой, Лена, думали-мечтали?.. Этот высоко не взлетит, так и прокукует на своем дурацком заводе. Ну, разве что бригадиром станет… Точно! Я птицу вижу по полету…»
Сама же Анастасия Львовна – так звали мамашу Татьяны – работала в районо, была там большим начальником и считала, что с ее положением да при тех деньгах, какие ей достались после смерти мужа, известного скульптора, она вправе рассчитывать на самого завидного зятя: молодого и перспективного сотрудника МИДа, например, или преуспевающего доктора наук (пусть он будет даже старше Татьяны – это не важно, лишь бы имел положение и деньги). В числе желанных соискателей могли быть и космонавт, и директор магазина, и ведущий сотрудник какой-либо большой процветающей фирмы, ну и, конечно, всякий другой состоятельный человек. О разных там инженерах, у которых зарплата ниже щиколотки, мелких чиновниках, работягах, изнуренных работой на станке и своей унылой участью, – и речи быть не могло. И вот на тебе – как снег на голову… Анастасия Львовна водила ладонью по груди, чуть пониже горла, словно что-то жгло ее изнутри…
