Самоубийство писателя К.

Невероятная история, произошедшая в городе Москва, очевидцем которой явился автор, постаравшийся правдиво изложить ее в этой книге

Писатель К. застрелился. Человек по жизни мирный, неконфликтный, доброжелательный. Никто не знал, откуда у него пистолет. Он никогда не интересовался оружием, не испытывал интереса к охоте, как некоторые его коллеги, любившие пострелять в живое. Почему К. это сделал, понять было невозможно. Остался бы он живым после рокового выстрела, тогда можно было бы у него спросить, но он умер. Ему удалось выстрелить в самое сердце.

На похороны на кладбище приехало много людей, что для вдовы было удивительно, ведь К. не был особенно знаменит и не светился в общественной жизни, не мелькал на телеэкранах, подобно некоторым творческим деятелям, изливавшим на телезрителей потоки пустых верноподданнических речей.

И тем не менее, народу было много, и всё люди приличные, из культурной среды и науки, без каких-либо вездесущих депутатов Думы и важных чиновников, от которых нередко зависит наше благополучие.

Немало оказалось и желающих сказать у гроба, стоявшего на возвышении, прощальные слова. Что тоже было для вдовы удивительно, и это в некоторой степени смягчило ее горе. Ораторы с печальными лицами по большей части говорили о человеческих качествах К., меньше о его творчестве, но и литературному его дарованию должное все же воздали.

Обычно когда на кладбище говорят прощальные речи, среди присутствующих наблюдаются такие персонажи, что томятся в мучительном ожидании, когда гроб с умершим опустят, наконец, в яму, засыплют его землей, и можно будет отправляться на поминки. Но здесь народ сочувственно слушал, не отвлекаясь на разные бытовые мелочи из личной жизни, а наоборот, думая о вечности и о том, что когда-то «и я лягу в землю». У многих женщин глаза блестели от слез. Да и некоторые мужчины тоже не могли сдержаться и лезли в карманы за носовыми платками.

Когда могильщики опускали гроб в землю, неожиданно зазвучал одинокий голос саксофона, исполнявший какую-то печальную мелодию, от которой защемило сердце, и вся толпа дружно повернулась на этот голос, желая увидеть того, кто играл на инструменте. Это оказался мужчина лет сорока пяти, с небритым по-современному лицом, с печальными еврейскими глазами. Кто он и в каких отношениях был с покойным, – этого никто не знал. Как бы то ни было, смотревшие на саксофониста люди, оценили его появление, и каждый подумал о том, как этот скорбный голос саксофона оказался к месту.

Когда приехали с кладбища в Дом литераторов, в «Арт-кафе», на поминки и стали рассаживаться в отдельном зале, где был накрыт длинный стол, оказалось, что не всем хватает места. Брат вдовы покойного писателя, занимавшийся организацией похорон, распорядился поставить дополнительные столики. Пока их ставили и накрывали, брат обсудил с метрдотелем, что следует добавить к первоначальному меню из напитков и закусок. Тех, кто приехал на поминки сверх первичного списка, оказалось человек двадцать или около того. Но всех рассадили.

Когда все расселись, освоились, обменялись вежливыми фразами с соседями по столу, положили что-то из закусок на свои тарелки и наполнили рюмки, поднялся брат вдовы и с маской скорби на лице предложил присутствующим выпить за покойного, человека замечательного, несуетливого, достойно прожившего свою жизнь.

Люди выпили. После этого несколько мгновений в зале стояла тишина, словно присутствующие все еще находились на кладбище и смотрели, как могильщики опускают гроб в землю. Потом застучали ножи и вилки, зазвучали негромкие голоса.