1. Кому не спится в ночь глухую
Бабка позвонила во втором часу ночи. Матвей спросонья подумал, что это его тётка из посёлка Богуславка, невесть каким образом прознавшая номер рабочего сотового. Пока врубался, пока, чертыхаясь, прыгал по комнате, не попадая ногами в штанины, а руками – в рукава, бабка продолжала зудеть в трубке, как писклявый до зубной боли комар-одинец. Вообще-то, зудела бабка по делу. На кладбище, возле которого стоял бабкин кособокий дом, только что, крадучись, пробрался человек с лопатой.
В их городе, не особо большом, но и не сказать, что совсем уж захудалом, имелось два кладбища. Одно, старинное, ещё со времен первопоселенцев, с каменными беседками и облупленными дородными ангелами, было уже давно закрыто, вокруг него, не пугаясь соседства, стояли дома частного сектора. Второе, современное, расположилось почти на окраине. И в последнее время на обоих кладбищах происходила какая-то чертовщина.
Акты вандализма, конечно, в городе совершались и раньше. Матвею рассказывали жуткие истории про свихнувшегося от горя мужика, у которого жену и ребёнка насмерть задавил большегруз, а он потом их выкопал и домой принёс; про разрытые могилы местных богачей. Но это всё были единичные случаи, и гробокопателей обычно быстро ловили: чаще всего ими оказывались местные бомжи или подростки. Теперешняя ситуация была совсем другой.
Могилы вскрывали обычной лопатой, гробы – ломиком. Тела умерших аккуратно извлекали, а потом так же аккуратно закапывали обратно. На этом аккуратность заканчивалась. Поваленные кресты и памятники через раз оставались валяться на тропинках между могил, среди разбросанных цветов и венков. То, что тела из могил и гробов извлекались, подтверждали родственники, присутствовавшие при эксгумации – другое положение тел, смятая одежда. Но никаких отрезанных носов и прочих непотребств – выкопали, повертели, закопали обратно. Странные какие-то вандалы. Или вандал. Осмотр нескольких таких распотрошённых могил позволял почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что раскапывал могилы и тревожил покойников один человек, судя по отпечаткам обуви – не особо крупный и тяжёлый. Подросток какой-нибудь. Вот только для чего он это делал?
На Матвея, как на самого молодого в отделе, сгрузили все безнадёжно зависшие бытовухи. Он не протестовал – по складу ума и характеру Матвей был больше дознаватель, чем оперативник. Что совершенно не вязалось с его внешностью: вымахал Матвей ростом под два метра и обладал внушительной мускулатурой. Но вот парадокс: при таких физических данных был он человеком до крайности добродушным, драться не любил, хотя и умел, а от тщательных кропотливых поисков причин и следствий приходил просто в экстаз. Готов был часами сидеть над документами, вычерчивать схемы, строить догадки. Любил вызывать свидетелей на откровенные разговоры и умело наводил их на нужные воспоминания. За время работы в отделе эту его особенность оценили все, и без стеснения спихивали на лейтенанта Карпухина случаи с пропавшим с чердака бельём и угнанным со двора «Запорожцем» без колёс. Вот и гробокопателя сгрузили, ибо было это дело хоть и неприятным, но тихим, смертью никому не грозило, а родственники шум не поднимали, ждали, а что им ещё оставалось? Ведь те, кого надо было защитить в этой ситуации, уже и так были мертвы.
Машиной Матвей пока не обзавёлся, вызывать дежурную не стал, положившись на свои тренированные длинные ноги. И правильно сделал – к старому кладбищу от Матвеева дома было сподручнее добираться по переулкам, где только боком и протиснешься. Через четверть часа после звонка своей осведомительницы Матвей уже стоял перед коваными воротами, выравнивая дыхание и проверяя, на месте ли фонарик и служебный пистолет. Всё было при нём, предполагаемое место очередного акта вандализма ярко освещала полная луна, и Матвей решительно полез через ограду, потому как на воротах висел внушительный ржавый замок.
