3250 г. от сотворения мира,
первый месяц лета
Сквозь сон Эсфи слышала чей-то
голос, который звал её по имени, но открывать глаза не хотелось. Во
сне крылатые кони встряхивали серебристыми гривами, перед глазами
раскинулось море васильков посреди травы, а радужная тропа вела в
волшебный дворец, где сбывались желания. Во сне Эсфи видела так
хорошо, что могла бы издалека посчитать все цветы и даже травинки.
Она не хотела просыпаться, возвращаясь туда, где её окружали одни
лишь цветные пятна. Ведь Эсфи прожила целых восемь лет своей жизни,
только на ощупь зная, как выглядят её лицо, руки, волосы…
— Эсферета! — тихий, но настойчивый
голос был неумолим. Лишь один человек так обращался к ней; мама
говорила «дочь моя», а придворные — «светлая принцесса».
— Эсферета, нам нужно уходить.
Немедленно.
Вот теперь Эсфи открыла глаза и
села: в голосе Мэриэн звучали тревожные нотки.
— Куда уходить? — Эсфи растерянно
смотрела на Мэриэн и еле могла различить её фигуру в темноте
спальни.
— Не спрашивай, — Мэриэн положила
какой-то свёрток на кровать Эсфи. — Одевайся. Я помогу тебе.
Эсфи потёрла глаза, зевнула и
недовольно заговорила:
— И почему ты мною
распоряжаешься…
Но тут же умолкла, почувствовав
жёсткую ладонь Мэриэн на своих губах.
— Тсс! Во дворце заговор!
На Эсфи словно опрокинули ведро
ледяной воды, и она в испуге закивала, показывая, что будет
молчать. Мэриэн убрала руку. Эсфи торопливо подтянула свёрток к
себе, развернула, ощупала — это было шерстяное платье, особенно
грубое рядом с прохладным шёлком покрывала.
— Давай же быстрее, — сердитый шёпот
Мэриэн заставил Эсфи снять ночную рубаху из тонкого полотна и с
отвращением взять в руки новое платье. В нём будет неуютно, и оно,
кажется, серое. Как шкурка мыши. Мэриэн помогла Эсфи продеть руки в
рукава и теперь оправляла на ней платье.
— А мама? Она тоже… с нами? —
шёпотом спросила Эсфи. В летописях, которые ей иногда читали вслух,
бывало так, что короли и королевы убегали от заговорщиков вместе со
своими детьми. А потом собирали армии и возвращали себе трон.
— Нет, — Мэриэн притянула её к себе
и неожиданно обняла. Она никогда этого раньше не делала, и Эсфи
замерла, удивлённая, но ей сразу стало лучше, и даже платье
перестало казаться таким мерзким.
— Ничего не спрашивай, хорошо? —
тихо попросила Мэриэн. — Мы поедем в соседний портовый город и
сядем на корабль. Тебя зовут Миана, и ты моя младшая сестра.
Поняла?
Эсфи, обнимая Мэриэн, сглотнула и
пробормотала «да» так тихо, что и сама еле услышала. Вопросы
придётся отложить — и полностью довериться Мэриэн. Но всё-таки от
одного Эсфи не удержалась:
— Скажи, а мы ведь… вернёмся?
Ей хотелось на прощание обойти всю
спальню, ощупать каждый, до боли знакомый предмет, напоследок
посидеть за столом или открыть сундук с платьями — красивыми,
бархатными или шёлковыми, не такими, как то, что было сейчас на
ней. Но Эсфи понимала, что нужно торопиться.
— Вернёмся, — Мэриэн помолчала. —
Когда-нибудь.
***
До портового городка Лейена пришлось
ехать несколько часов в повозке. Правил ею незнакомец с тихим
голосом, от которого пахло чем-то кислым, а повозку немилосердно
трясло на ухабах. Эсфи едва не затошнило. Прежде она каталась в
разукрашенной карете, с приветливым кучером и многочисленной
свитой, а не так, словно простолюдинка!
Под покровом темноты они вылезли из
повозки. Городской воздух был полон разных и далеко не приятных
запахов — да хоть конского навоза, — но Эсфи жадно вдыхала его,
вцепившись в руку подруги. Там, в повозке, Эсфи чуть не вырвало, и
она была несказанно рада, что этого не случилось.
Они с Мэриэн долго шли в порт. Было
зябко, сумрачно, тоскливо. Хорошо, хоть дождь не моросил, как
вчера. Эсфи устала, ей хотелось захныкать, сказать, как ей не
нравится это шерстяное платье, потому что оно кусает кожу. Но
молчание Мэриэн было таким зловещим, и Эсфи не решалась заговорить.
Пока ей не стало совсем невмоготу.
