– Папочка, родненький, помоги! Я,
кажется, человека убила.
Голос дочери в трубке звучит
истерично и загнанно. Половина слов тонет в задушенных влажных
всхлипах. И на какую-то долю секунды я даже позволяю себе поверить
в то, что мне это все послышалось.
– Еще раз, Мил, внятно. Что
случилось?
Наплевав на толпу ожидающих моего
решения подчиненных, тяжело поднимаюсь из кресла.
– Я в аварию попала. Точней,
человека сбила, – ревет дочь. – Кажется, это девушка.
Да плевать мне, кто! Вот только…
– Что значит «кажется»? Ты же не
скрылась с места аварии? – в затылке леденеет не просто так. Мозгов
у Милки, как у колибри. В кого только, спрашивается? Я вроде не
дурак. Да и мать ее там, где надо, умная. А вот мелкая…
– Нет, я тут сижу-у-у-у, – заходится
воем Милана, а я с облегчением выдыхаю. В панике ей могло прийти в
голову все что угодно. Если бы свалила – добавила бы мне проблем.
Тут и так пока не очень понятно, как все разруливать буду. Ну да
ладно. На месте разберемся.
– Вот и сиди. Геолокацию Степану
моему скинь. Я сейчас подъеду. Ты сама-то как?
– Нормально, – шмыгает носом дочь, и
на том мы с ней прощаемся. По пути к дверям жестом выцепляю
начальника юротдела.
– Поедешь со мной, Вить. Милка моя в
аварию попала. Похоже, есть жертвы, – тихо ввожу юриста в курс
дела. Сердце под дизайнерским пиджаком колотится как ненормальное,
хотя, казалось бы, за столько лет отцовства мне уж пора было
выработать иммунитет к Милкиным выходкам. Но нет. Дочь каждый раз
находит способ, как достать меня до печенок.
– Я не по этой части, Роберт
Константиныч, – теряется Мохов. – Это ж уголовка.
– Если сам не потянешь, потом
кого-нибудь подключим, а пока лучше ты, чем никого. Есть на примете
толковые спецы? Рябцев? Маликян? Гуров? – сам же и накидываю
варианты.
– Сейчас Рябцева наберу. Если он в
городе – возьмется. Маликян под завязку загружен, только вчера за
обедом жаловался. А Гуров, если мне не изменяет память, укатил на
Кипр.
Сухо киваю, только в лифте
сообразив, что не потрудился распустить собравшихся в
конференцзале, а это не меньше дюжины моих ключевых сотрудников,
которым наверняка есть чем заняться, пока их босс разгребает дерьмо
за своей великовозрастной дочуркой. Набираю зама:
– Леша, мне надо срочно отъехать.
Заканчивайте без меня.
– Роб, ты что? Завтра же подписание!
Китайцы…
– С китайцами мы все уже утрясли. На
подписание я приеду. А в остальном – на кой я держу такой
штат?!
На Лешку меня срывает не по делу,
тут и ежу понятно. Но тот глотает. Знает, что под горячую руку мне
лучше не попадать. Уже привык. Сбрасываю вызов. Ловлю на себе
взгляд Мохова:
– Ну, вы хоть в общих чертах
обрисуйте, как ее угораздило, – объясняет тот свой интерес.
– Вить, ты ж там со мной был. Она
ревет – два слова связать не может. Подробностей я не знаю. Говорит
только, что сбила женщину.
– А скорую догадалась вызвать?
– Твою мать! – растерянно провожу по
голове. И снова достаю телефон. К счастью, Милка отвечает после
первого же гудка.
– Да, пап. Ты скоро?
А голос такой, как в три года, когда
она со всей дури шмякнулась с высокой горки, на которую ей
строго-настрого запрещено было лезть. Я тогда чуть не поседел, а
надо было себя беречь. Потому как это было только началом.
– Скоро. Мил, а ты скорую
вызвала?
– Нет, – теряется она. – Там люди
сразу звонить начали. Я и не стала.
– Люди? – шумно выдыхаю носом. – Да
откуда ты знаешь, куда эти люди звонят, Мил? Может, журналистам! В
скорую звони, я тебе говорю! Сейчас же. Это может быть расценено
как смягчающее обстоятельство, ну? Сечешь?
– Смягчающее обстоятельство? –
заходится в рыданиях пуще прежнего Милка. – Меня что, будут
судить?! Папочка! Я не хочу. Миленький, сделай что-нибудь.