Глава 1: «Оптимум» Вынес Приговор
Свет был ровным, без теней, как и полагалось в учреждении Зоны Бета-7. Стерильный, чуть голубоватый, он лился из панелей потолка, отражаясь в гладких, легко моющихся поверхностях. Воздух пахнет озоном и слабым, неуловимым химическим ароматом, призванным убивать, микробы и, возможно, надежды. Элина сидела на жестком кресле из переработанного полимера, пальцы бессознательно сжимая и разжимая край своего скромного, серого комбинезона – стандартной униформы Генератора Данных Уровня 3. Рядом, прижавшись к ней боком, дремал Миша. Его дыхание было поверхностным, с легким присвистом, знакомым до боли. Его маленькая рука лежала в ее ладони, хрупкая и горячая.
Имплант под левой ключицей, тот самый крошечный узелок технологий и контроля, вдруг вибрировал короткой, пронзительной серией импульсов. Не боль, а холодный укол тревоги прямо в нервный узел. Элина вздрогнула. Миша пробормотал что-то невнятное во сне, но не проснулся. На сетчатке ее правого глаза всплыло уведомление, перекрывая часть стерильно-белой стены приемной. Безликий, генерированный голос прозвучал тихо, только для нее, прямо в слуховой центр:
«Уведомление Системы Оптимум. Запрос ID-734-Эль-Гамма: Лечебно-восстановительный комплекс „Кардио-Реген“ для субъекта ID-734-Миш-Гамма. Статус: ОТКЛОНЕН. Основание: Неудовлетворительный Прогноз Жизнеспособности (ПЖ) и Ожидаемой Общественной Полезности (ООП) после вмешательства. Текущий ПЖ субъекта: 2%. Рекомендация: Паллиативный протокол „Комфорт-Базис“. Обработка запроса завершена. Благодарим за доверие Системе.»
Слова повисли в воздухе, тяжелые и нереальные. «Отклонен». «2%». «Паллиативный протокол». Они бились в сознании, как птицы, попавшие в стекло. Элина замерла. В горле встал ком. Она посмотрела на Мишу. Его ресницы, темные и длинные, как у нее, лежали на бледных щеках. В уголках губ – следы усталости. Всего восемь лет. И всего… два процента. Цифра горела на сетчатке, кроваво-красная, неотвязная. Два процента шанса, что его сердце, это капризное, с рождения несовершенное чудо, выдержит. Что он выдержит.
Дверь кабинета бесшумно отъехала в сторону. В проеме появилась доктор Карина. Ее лицо, обычно спокойное, профессионально-участливое, сейчас казалось изможденным, уголки губ подрагивали. Она не носила имплант видимо – привилегия высших медицинских рейтингов, – но ее взгляд был таким же подключенным, сканирующим реальность сквозь невидимые интерфейсы. Она увидела Элину, увидела цифру, которая, вероятно, светилась и в ее собственных протоколах, и мягко вздохнула.
«Элина Васильевна… Проходите, пожалуйста.» Голос Карины был тише обычного, чуть хрипловатым.
Кабинет был таким же безличным, как приемная. Экран на столе показывал сложные графики, геномные карты, цифры – холодное свидетельство несовершенства Мишиной ДНК, его статистической обреченности. Элина усадила сонного сына на стул, сама осталась стоять, опираясь ладонями о холодную столешницу. Ее собственный имплант ныл тупой болью – тревога, отчаяние, гнев, все это фиксировалось, оценивалось, понижало ее и без того невысокий Социальный Коэффициент Стабильности (СКС).
«Доктор… это ошибка,» выдохнула Элина. Голос звучал чужим, сдавленным. «Он… он борется. Вчера сам дошел до окна. Смотрел на голубей…» Она знала, как это звучит – жалко, беспомощно. Не данные, не цифры. Просто материнская слепота.
Карина опустила глаза на экран. Ее пальцы бесцельно провели по сенсорной панели. «Система проанализировала все, Элина Васильевна. Генетическую предрасположенность. Анамнез. Отклик на предыдущую терапию. Экономический вклад вашего домохозяйства… Вашу социальную связность.» Последние слова она произнесла чуть тише. Социальная связность Элины была низкой. Не было времени на виртуальные клубы по интересам, на генерирующие позитивные данные соц-ивенты. Были работа, дом, Миша, редкие, усталые встречи с такими же, как она, «низкорейтинговыми» матерями на скамейке у детской поликлиники. Данные об этом были скудны и не впечатляли Оптимум.