Центральный полицейский участок, Ливерпуль. 23 января 1931 года. 10:15 утра.
Воздух в кабинете инспектора Альфреда Мэсси был густым и едким. Не дешевый сигарный дым – он был лишь верхней нотой. Снизу поднимался запах пота, старого дерева, пыли из папок и едкой остроты чернил. Дым висел слоями, цепляясь за занавески, оседая на уже пожелтевших бумагах, грудами лежащих на столе. Сам стол был битком набит: папки с отогнутыми уголками, потрепанные блокноты, пепельница, переполненная окурками, и бутылка чернил, оставившая рядом с собой темно-синее кляксовое озеро.
Прямо напротив Мэсси, за этим хаосом, сидел Уильям Герберт Уоллес. Он держался неестественно прямо, словно спина его была привязана к спинке стула невидимым шнуром. Руки лежали на коленях, пальцы сплетены – не в молитве, а скорее в попытке удержать их от дрожи. Очки с тонкой металлической оправой сидели низко на переносице. За их стеклами глаза смотрели куда-то в пространство над плечом инспектора, но в них не было фокуса, только глубокая, почти физически ощутимая усталость. Темные круги под глазами казались синяками. Лицо было бледным, восковым.
Рядом с Уоллесом, занимая добрую половину пространства для посетителей, восседал его адвокат, Джозеф Хеминг. Массивный, тяжелый, он заполнял кресло. Его костюм из добротной шерсти казался броней. Руки, толстые и сильные, лежали на подлокотниках. Взгляд из-под нависших бровей был неподвижен и направлен прямо на инспектора Мэсси. Ни тревоги, ни сомнения – только холодная, оценивающая готовность.
Сбоку от стола, на менее удобном стуле, примостился сержант Паркс. Перед ним лежал открытый блокнот, ручка с пером была зажата в его костлявых пальцах. Он сидел, слегка наклонившись вперед, словно хищная птица, замершая перед броском. Его взгляд метался от Уоллеса к Мэсси и обратно, ожидая первого слова, первого признака слабости. Кончик пера уже касался бумаги, готовый скрипеть, фиксируя каждую паузу, каждую интонацию.
Инспектор Мэсси откашлялся. Звук был резким, разрывающим тягучую тишину. Он взял со стола фотографию – снимок комнаты в доме №29 на Вулвертон-стрит. Следы жестокой борьбы. Темное пятно на ковре у камина. Очень темное.
Мэсси открыл папку с громким щелчком. Голос его был низким, как ворчание недоброй собаки.
Мэсси: «Мистер Уоллес. Для протокола. Ваше полное имя и адрес.»
Уоллес: «Уильям Герберт Уоллес. Дом 29, Вулвортон-стрит, Анфилд.»
Мэсси: «Вы даете показания об обстоятельствах смерти вашей жены, Джулии Уоллес, обнаруженной вами вечером 22 января, примерно в 20:45, в вашем доме.»
Уоллес: «Да.»
Мэсси: «Опишите ваш день 22 января. Час за часом. Начиная с утра.»
Уоллес откашлялся, голос звучал ровно, но безжизненно.
Уоллес: «Я покинул дом примерно в 7:45 утра. Направлялся в офис «Пруденшал» на Дейл-стрит. Прибыл к 8:15. До 10:00 работал с бумагами, сверился со справочником насчет адреса «Менлав Гарденс Ист» – не нашел. Затем посетил клиентов.»
Мэсси: «Конкретно.»
Уоллес: «С 10:30 до 11:15 – миссис Элис Бэйнс, Токстет, Окленд-стрит, 12. Она подтвердит время. Я оформил ей отсрочку платежа. Затем, с 11:45 до 12:30 – мистер Гарольд Дженнингс, Эдж-Хилл, Бриндл-роуд, 8. Он внес квартальный взнос. Констебль Барнс, патрулировавший Бриндл-роуд, видел, как я подходил к дому и выходил оттуда около половины первого. Я сел на трамвай №4 обратно в центр.»
Мэсси: «И далее?»
Уоллес: «Около 13:00 я вернулся домой на обед. Джулия была дома. Мы пообедали вместе на кухне. Она выглядела уставшей, но говорила, что чувствует себя немного лучше, чем утром. Миссис Грин, наша соседка с дома 33, заходила как раз перед моим приходом, приносила бульон. Она видела меня, когда я подходил к дому, мы поздоровались. Я был дома примерно до 14:15. Затем снова вышел.»
