Парадная дверь хлопнула, отрезая их от улицы, полной слепящего
майского солнца и свежего воздуха. Три пролета пыльной лестницы с
маленькими прямоугольниками окон и бесконечный затоптанный коридор
с вереницами коричневых дверей по обе стороны. Тусклые лампы,
забранные в проволочные решетки, старые деревянные полы, что
скрипят от каждого шага, и запах – затхлый, чужой, невыносимый.
– Не-ет, – протянула Аня, чувствуя себя котенком, выброшенным на
помойку. – Я не смогу здесь жить!
– Сможешь, – припечатала тетка. – Я десять лет могла. Квартира
маленькая, зато своя и в центре города.
По привычке хотела добавить, что раньше это было женское
общежитие, но племянница еще дома выслушала подробности.
Они остановилась перед типовой дверью без номера. Аня повернула
голову и обнаружила, что номер квартиры белой краской выписан на
электрическом счетчике.
– Сорок четыре, – подтвердила тетка и вставила ключ в замочную
скважину. – Ремонт косметический, но, уж извини, какой
потянули.
Налегла на ручку и толкнула дверь, жестом предложив племяннице
войти первой.
Аня переступила порог с опаской, однако пройдя пять шагов,
успокоилась. Все вокруг выглядело новым и чистым. И пахло в этих
стенах родным домом. Комната для восьмерых превратилась в отдельную
малогабаритную квартиру с крохотной кухонькой и отдельным санузлом.
Даже своеобразную спальную комнату соорудили, отгородив ее от зала
стеллажом из полок. До самого потолка. В «спальне» стояла кровать,
тумбочка и серый коврик лежал под ногами.
– Ванну тоже установили, – похвалилась тетка. – Денег подкопишь
и купишь стиральную машину.
Она заставила племянницу присесть на диван. Совсем девчонка еще,
хотя через пару месяцев семнадцать исполнится. Слишком высокая,
чересчур худая, серые глазища на пол-лица, мокрые от слез,
перепуганные. Темно-каштановые волосы собраны в лохматый хвост на
макушке, а чуть ниже, в волосах над шеей, рисунок затейливый
выбрит. Молодая и, как говорят, «без царя в голове». А пальцы
дрожат. Ишь, в замок их сцепила.
– Да не трясись! Ты девочка неглупая, проворная. Насчет работы я
с Игорьком договорилась. Поживешь немного, осмотришься, а там
напасть проклятая, – тетка неопределенно взмахнула рукой, –
уйдет.
Аня покосилась на родственницу.
– Почему нет? – храбрилась тетя Валя. – Как хвост у ящерицы.
Само отвалится.
– Хочу домой, – прошептала «проворная девочка».
– Домой никак нельзя. И помни, – нахмурилась тетка, – ты не
должна ни в кого влюбляться. Обещай мне. Поклянись!
Шесть лет спустя
Сонная Аня выплясывала босиком у батареи, с недоверием таращась
на оконный термометр.
– Плюс пять? – удивленно бормотала она. – Всего? Почти зима, а
батареи холодные.
Нахмурилась, припоминая ускользающий сон. Она могла поклясться,
что снилась ей труба. Бесконечно-длинная, метрового диаметра,
черная. Дожилась, что даже ночью к ней является магистральный
газопровод. И противный тип рядом шарахался, чиновник по виду,
папку кожаную к груди прижимал.
Жертва чиновника оглядела пустой двор и зябко передернула
плечами, послав в ад закаленных бюрократов. За окном плакала
дождиком поздняя осень. Выстуженная квартира нагоняла тоскливое
безразличие.
Преодолевая желание юркнуть назад под теплое одеяло, она, дрожа,
побежала в ванную, где нетерпеливо дернула за кран. Пара-тройка
резких движений и пришло понимание, что умываться горяч… да, будет
вам, холодной водой – роскошь, не всегда доступная обитателю старой
пятиэтажки.
Аня чертыхнулась и галопом ворвалась на кухню. Там стояла плита.
Если газовщики не забастовали одновременно с водоканалом и
теплосетью, то очень скоро ее ожидает вожделенное тепло и кофе.
