Кто из нас не совершал ошибок?
Пожалуй, каждый человек на этой Земле что-то в своей жизни однажды
сделал не так. Но моя была самой страшной. И не прошло ни дня в
моей жизни, чтобы я не сожалела о совершенном. Я отказалась от
собственного ребенка. Еще в роддоме, даже не посмотрев на малышку
тогда. Да, я была очень юна и глупа. Но это никак не могло
послужить мне оправданием.
Я одумалась. Практически сразу. Еще
в роддоме. Но было уже поздно. Мне сказали, что моя девочка умерла,
выдали справку, сказали номер захоронения. Общего захоронения.
Тогда я совершила вторую ошибку.
Настолько отупела от боли, что не рассказала о случившемся никому.
Мне было больно, я испугалась. Боялась рассказать всем о том, какая
же я эгоистичная дрянь. Винила себя в произошедшем, если бы я была
рядом… может, ничего и не случилось бы.
Мне тогда даже в голову не пришло,
насколько все было странно и подозрительно. Возможно, обратись я
тогда за помощью к мужу сестры, он разобрался бы во всем, понял бы…
Но я предпочла утонуть в своем горе и отвращении к себе.
— У тебя есть десять минут, —
раздалось сухое приветствие моего бывшего, и он плавно опустился на
диванчик напротив меня.
— Я и за пять управлюсь, — глухо
проговорила, внимательно его рассматривая. Не замечая ничего
нового.
Он повзрослел. И уже давно. Нам
невольно приходилось сталкиваться. Моя старшая сестра вышла замуж
за его отца, а потому не желая того и мы с ним как бы породнились,
только, напротив, стали еще дальше друг от друга.
— И?
Рома сжал ладони в замок и положил
руки на стол, всем своим видом показывая, что не собирается
заказывать себе даже воды, хотя бы для приличия. Да, семь лет мы
общались очень натянуто, а последние пару месяцев так и вовсе
никак. У него скоро будет свадьба, а я… Я все еще не могла простить
себя и… Сознаться.
Я на мгновение отвела взгляд, часто
заморгав, прогоняя слезы, просящиеся сорваться с глаз. Больно
прикусила щеку изнутри. Я должна решиться и все рассказать. Больше
не важно, что обо мне все подумают. Сейчас, когда моей Машеньке
нужна помощь, а мне больше не восемнадцать и я не обиженный
подросток, лелеющий свое разбитое сердце, словно важнее него ничего
нет на всем белом свете.
— У нас с тобой есть дочь, —
непривычно спокойно проговорила я. Так долго репетировала, так
долго представляла себе этот разговор, и вот… даже голос не сел,
всего лишь немного дрогнул.
— Не понял… — Рома мотнул головой, а
затем медленно наклонил голову к правому плечу.
— Я родила. Шесть лет
назад.
— Что значит родила? Кристина, ты
что несешь? — взорвался Рома, зажмурившись и тут же потирая глаза.
Словно стремился выдавить себе глазницы, лишь бы не видеть меня. —
Я, конечно, был уверен, что ты не сможешь спокойно смотреть на мою
свадьбу и обязательно что-нибудь устроишь, но…
— Я отказалась от ребенка, — все так
же тихо и спокойно перебила я его. Кто бы знал, как мне давалось
это напускное спокойствие, этот механически размеренный тон. — В
роддоме. И его сразу же усыновили.
Вдаваться в подробности о том, что
это сделали обманом, я не стала. Не сейчас. Сейчас у меня
практически не было времени.
— Ты что? — Рома открыл глаза и
окатил меня настолько пренебрежительным взглядом, что сердце
сжалось в комок и словно перестало стучать. Но я знала, что я
заслужила. Все это я заслужила. — Ты сейчас серьезно? Ты… Ты.
Ты!
Рома хлопнул ладонью по столу так,
что приборы, стоявшие на нем, задребезжали, а я вздрогнула и тут же
ощутила сбегающую по щеке слезинку. Всего одну. Быстро ее смахнула,
затем сглотнула вставший безразмерный ком в горле и уверенно
посмотрела на Романа.
— Да, я. Дрянь, стерва, эгоистка.
Но… ты и так это все обо мне всегда знал. Да и я сама знаю, Ром.
Сейчас не об этом.
