– У-у-у! З-заррхово племя… – тихо
шипела я, потирая метку рода на запястье. Та, чуя моё бунтарское
настроение, слегка пульсировала. Не то чтобы больно, так, зудяще.
Пока. Пока я не пытаюсь удрать.
– Кассандра-ками, прошу вас,
посидите спокойно… – несчастный вид Милли чуть остудил мой пыл.
Сбежать-то всё равно не получится: если сейчас метка лишь зудит, то
при настоящем бунте будет жечь до волдырей, да ещё и дядя по ней
отыщет, куда бы я ни спряталась. А отгрызать руку ради свободы я не
готова. Пока.
– Ай! - пискнула я. Из-за вытянутого
гребнем волоска защипало в носу, а приставленная дядей камеристка
снова заныла:
– Ваши волосы так сложно убирать в
приличествующую юной невесте причёску…
Это правда. Усмирить мои буйные
кудри действительно сложно, если не сказать невозможно. Уже за одно
то, что Милли умудрилась зализать косым пробором чёлку и стянуть за
ухом тугой пучок, дядя должен ей премию. А теперь несчастная
пытается из получившегося лохматого хвоста выплести
«приличествующее» мне крыло сокола.
Я покосилась на запястье, на
внутренней стороне которого, путаясь в тонкой сеточке вен,
золотился хрупкий цветок в обруче когтистой птичьей лапы. Цветок –
знак драконисов (нелепость какая, никогда не понимала, как они
могут быть связаны), а вот лапа сокола, и вообще сокол – символ
нашего рода.
От которого до недавних пор
оставались лишь мы с тётей Амелис. А теперь появился дядя Тадеус. А
вот тётушка… умерла.
Ох, глупая моя милая тётя, как же
могла ты позволить этому подлому лису обмануть тебя? Впрочем, и я
хороша, оглушённая безвременной твоей смертью, подпустила мерзавца
слишком близко! Но он так искренне страдал, так трогательно
волновался обо мне, да и мне было слишком плохо…
«Ах, бедное дитя! Если с тобой
что-то случится, а я не смогу прийти тебе на помощь – я не прощу
себе этого. Моя Ами… – тут шли стенания, от которых у меня жутко
болела голова, а мое горе казалось блеклым и невыразительным. –
М-моя Ами… она просила меня позаботиться о тебе, дитя»…
И я, Кассандра Фалькони, последняя
из Соколов Агнигонии, позволила заклеймить себя меткой рода. Как
глупая-глупая курица…
Целых два месяца берег меня «убитый
горем» дядя, а потом ожил – и продал драконисам! Понятно теперь,
зачем берег.
И не сбежать, потому что метка…
Одна надежда, что жених не одобрит
меня на роль… о Крылатые хранители, понимать бы ещё, что за роль
уготована «невесте» дракониса! Женятся эти недобитые монстры
исключительно на своих, смешивая кровь лишь с династиями соседних
стран. Мы, люди, для них не более чем муравьи, даже патриции –
разве что офицеры их муравейника…
В груди снова начал закипать гнев, и
я глухо зарычала, Милли испуганно дёрнулась, потянув очередной
волос, отчего мне снова захотелось чихать, а причёска слегка
перекосилась. Душераздирающе вздохнув, девица принялась поправлять
трудноправимое, а я продолжила ворчать на зеркало.
Через час в летней резиденции
Дальсаррха состоится бал в честь приезда младшего наследника
Североморийской династии драконисов. На этом балу я буду ему
представлена… взвешена и измерена, оценена и признана – эх! – хоть
бы негодной!
***
– Хм? Это и есть наша невеста? Как
её там, Кассандра?
“Наша?” С какой это радости? - Мой
тонкий слух выхватил из гомона и музыки моё имя, сказанное так
манерно, словно говорил не мужчина, а девица-сплетница. Это кто
такой неприятный? Неужели жених недодракон?
Оглядываться я не стала, лишь,
поджав губы, настроилась на источник звука и отсекла лишний шум,
уводя его на задний фон.
– Да, это она, – второй голос звучал
ровно, без лишних эмоций.
– Хороша, – хохотнул первый. –
Образец трепетного послушания, даже причёска волосок к волоску,
платье – сидит скромненько, просто паинька. Хотя грудь там что
надо, но спрятана – не подступишься.