Ипотека – вот оно, современное чистилище, изобретенное, судя по всему, садистами с дипломом экономиста. Это не просто долг. Это состояние вечной, занудной, как пила без смазки, тональности, в которой написана симфония твоей жизни. А уж если твоя жизнь – это быть учителем сольфеджио в обычной музыкальной школе имени какого-то забытого всеми композитора (скажем, Ипполита-Иринея Потупкина, автора незабвенной оратории «Гимн устрице»), то чистилище плавно перетекает в адский кружок сольмизации.
Тридцать лет учить розовощеких, абсолютно безразличных к высокому искусству отпрысков отличать бубенцы от трещоток и втолковывать, что субдоминанта – это не страшная болезнь, а всего лишь неустойчивая ступень, жаждущая разрешиться в тонику. Верный путь к тому, чтобы твоя собственная жизнь звучала не просто в миноре, а в увеличенно-уменьшенном ладу с постоянными диссонансами и фальшивыми каденциями.
Маргарита Павловна с тоской, густой, как кисель в столовой, смотрела на только что полученное письмо из банка. Бумага была на удивление качественной, не иначе как из пергамента выделанного из кожи строптивых клиентов. Цифры на ней плясали макабрический танец, складываясь в сумму, которую она бы не заработала и за три реинкарнации, даже если бы в каждой из них усердно дирижировала ангельским хором. Ее скромной учительской зарплаты не хватило бы даже на проценты по этим процентам, если бы не подработка репетитором. Но современные дети, увы, предпочитали не учить интервалы, а тиктокать, вытворяя нечто ритмичное, но абсолютно антимузыкальное, на фоне морских свинок в костюмчиках.
Вот в такой момент экзистенциального кризиса, когда она в отчаянии задумалась, не стоит ли продать одну почку (рассуждая, что истинному музыканту, в конце концов, важнее слух, а с фильтрацией организма как-нибудь справится и одна; главное – не путать с парными нотами), дверь в ее скромную учительскую, пропахшую мелом, старым роялем и тленом, с легким скрипом открылась.
На пороге стоял Незнакомец. Он был безупречно одет в костюм, который так и кричал на языке денег: «Я стою больше, чем годовой бюджет вашей школы на новые барабаны!». От него пахло чем-то терпким, сладковато-опасным, как пьяная вишня в шоколаде, упавшая на бархатное сиденье лимузина. Усы были аккуратно подкручены, будто готовились к дуэли на шпагах, а взгляд – пронзительный, с игривыми, откровенно бесовскими искорками.
– Маргарита Павловна? – его голос был бархатным, как та самая обивка в лимузине, и таким же дорогим. – Позвольте представиться. Меня зовут Асмодей. Я представитель… хм… скажем так, крупного международного холдинга «Инфернум». И у нас для вас есть одно деловое предложение.
Маргарита машинально сунула в ящик стола злополучное письмо и устало провела рукой по лицу.
– Отдел образования областного подчинения? – с надеждой, окрашенной в цвета крайнего уныния, спросила она, убирая со стола чашку с остатками холодного чая, на поверхности которого уже образовалась маслянистая пленка. – Опять какие-то курсы повышения квалификации? «Сольфеджио в эпоху цифровизации»?
Асмодей мягко рассмеялся, и в его смехе звенел легкий, едва уловимый перезвон хрустальных бокалов на дьявольском приеме.
– Что-то вроде того, – согласился он. – Но наша организация обладает куда более широкими полномочиями и предлагает неизмеримо более щедрый социальный пакет. Медицинская страховка, скажем так, вечная. Мы в курсе ваших… ммм… временных финансовых затруднений. И мы предлагаем вам работу строго по специальности. Очень, очень узкой специальности.
– Куда уж уже уже? – пожала плечами Маргарита. – Я уже веду сольфеджио у всех классов, от подготовишек до выпускников, мечтающих поступить в институт культуры, чтобы потом играть на корпоративах. Я предложила директору ввести факультатив по музыкальной грамоте для дворников – он отказался.
