Горячий воздух перрона забирается
под юбку, пока качу чемодан к выходу с вокзала.
Москва встречает меня сумерками, но
духота не отпускает даже в девять вечера.
Я крайне редко бываю в столице. У
меня здесь, кроме двоюродной сестры, знакомых нет, а на стипендию
не особо разгуляешься. Сестра ждет на парковке в красном «ауди».
Цвет такой ядреный, что машину я заметила еще за двести метров. Моя
сестра — глубоко беременная нежная блондинка. Белые волосы собраны
в косичку, которая аккуратной змейкой лежит на груди, в то время
как моя свежевыкрашенная платиновая копна свободно болтается по
ветру. Несколько лет назад она вышла замуж за «богатого папика»,
так поговаривают в нашей семье. Я сама не видела Катю несколько
лет. Когда она порывается выйти мне навстречу, машу руками на бегу,
веля оставаться в машине. Вдруг мы не сможем запихнуть ее
обратно?
— Ого! — смеется она, изумленно
рассматривая мои длинные конечности. — Ты времени не теряла!
Во мне метр семьдесят сплошных углов
и обтянутых кожей костей. Не знаю, почему я такая тощая в свои
двадцать, наверное, гены, а рост — прощальный финт без вести
пропавшего отца, которого я в глаза никогда не видела.
— Да… — смущаюсь, тыча пальчиком в
ее живот. — А ты арбуз проглотила?
— Это Алиса! — хохочет Катя,
пристегивая ремень.
Сама-то она миниатюрная и очень
хорошенькая.
Тем удивительнее, что карапуз,
сидящий в кресле на заднем сидении, похож на маленького
островитянина. Черноволосый и черноглазый. А маленькие темные
бровки сложились в такой разлет, что можно позавидовать.
— Глеб, познакомься, — воркует Катя,
поглядывая в зеркало заднего вида. — Это Диана…
К моему удивлению, внимательные
карие глазки, и правда, сосредоточенно меня изучают, в то время как
маленькие пухлые ручонки мнут ухо плюшевого зайчика.
Ну и фрукт этот Глебушка.
Оборачиваюсь к малышу и доверительно
спрашиваю:
— Показать тебе мой паспорт?
Катя смеется, а Глеб продолжает меня
разглядывать. Спокойный и внимательный. Мы болтаем всю дорогу о том
о сем. У нее восьмой месяц беременности, именно поэтому она
перестала справляться с сыном, ведь он только с виду такой
спокойный. Я склонна верить, что это обычное дело для всех детей,
притворяться паиньками первые пять минут общения с незнакомцами, а
потом они сбрасывают маски.
— Мне нужна помощь в течение дня, —
говорит она, лавируя в вечернем трафике очень медленно и очень
аккуратно. — И еще меня могут в любой момент в больницу забрать, а
мой муж часто в командировках.
Киваю, позевывая.
— Мы живем за городом… — продолжает
Катя, включая фары, потому что стемнело окончательно. — Если
захочешь в Москву, можешь брать мою машину…
— У меня нет прав, — говорю я,
разглядывая проносящийся мимо город.
И даже если бы были, я бы не взяла
ее машину. Она стоит столько же, сколько наша с мамой квартира.
Москва жужжит как муравейник. Такая
непривычная. На секунду ощущаю себя заблудшей душой, попавшей в
другое измерение. Я здесь чужая. Прямо очень. Наверное, нужно было
почаще выбираться из дома.
— Ладно, придумаем что-нибудь, —
кивает сестра. — Ой, извини…
Приклеенный к приборной панели
телефон звонит, и она тычет на прием, стараясь не отвлекаться от
дороги.
— Да?..
— Привет, Пушистик… — стелется по
салону бархатистый мужской голос.
У меня по руке бегут мурашки.
— Черт… — бормочет Катя, пытаясь
отключить громкую связь и одновременно вести машину.
— Где ты? — летит ей в ответ.
— Домой еду, — морщится она,
оставляя попытки локализовать разговор.
— Тогда я кладу трубку, — говорит
мужчина. — Как мои дети?
— Соскучились… — улыбается девушка
лобовому стеклу.
— А ты? — хрипловато требует он.
— И я…
— Вылетаем через сорок минут. Не
засыпай.
На этом он отключается, а я краснею
в темноте, до того этот простой разговор показался мне личным.