Глава 1: Флуктуации
Реактор «Неопределённость-7» гудел на низкой частоте, отдаваясь вибрацией в костях. Алексей Невский стоял у пульта управления, наблюдая за цифрами, бегущими по главному монитору. Квантовая дестабилизация в активной зоне достигла восьмидесяти трёх процентов – новый рекорд для экспериментальной серии.
– Матрица суперпозиции стабильна, – доложила Ирина, не отрывая взгляда от своего терминала. – Вероятностное поле однородно во всём объёме активной зоны.
Алексей коротко кивнул. Он не любил разговоры во время испытаний, особенно таких важных. «Неопределённость-7» был его детищем – плодом трёх лет работы и бессонных ночей. Если всё пройдёт как запланировано, новое поколение квантовых реакторов увеличит выработку энергии на сорок процентов при том же уровне дестабилизации материи.
– Девяносто процентов, – сообщил Сергей с соседней станции. – Квантовая нестабильность в пределах расчётных параметров.
В центре командного зала возвышался голографический макет реакторной установки, окружённый полупрозрачными облаками данных. Внутри виртуальной модели происходило нечто, что любой физик начала XXI века назвал бы чистым безумием: материя в активной зоне постепенно теряла свою детерминированность, переходя в состояние квантовой неопределённости. Молекулы, атомы и субатомные частицы переставали быть «здесь» или «там», вместо этого существуя во множестве состояний одновременно. А когда Вселенная пыталась разрешить эту неопределённость, высвобождалось колоссальное количество энергии.
«Величайшее открытие в истории человечества», – так это назвали газеты в 2129 году, когда доктор Гупта впервые продемонстрировал принцип квантовой дестабилизации. Чистая, безграничная энергия, не требующая ископаемого топлива или опасных ядерных реакций. Решение энергетического кризиса, мучившего человечество более столетия.
Никто тогда не задумывался о последствиях.
– Девяносто пять процентов, – голос Сергея звучал напряжённо. – Приближаемся к расчётному максимуму.
Алексей сверился с показаниями внешних датчиков. Пространственно-временные искажения вокруг реактора были минимальными, намного ниже, чем у предыдущих моделей при такой мощности.
– Вероятностный фон?
– Два и восемь десятых по шкале Гупта, – ответила Ирина. – В пределах нормы для исследовательского комплекса.
Это было хорошо. Очень хорошо. Стабилизаторы, разработанные его командой, работали безупречно, удерживая возмущения квантового поля в допустимых границах. Если результаты подтвердятся, «Квантум Динамикс» сможет увеличить мощность всех реакторов без риска расширения аномальных зон.
– Девяносто восемь процентов. Тридцать секунд до максимальной расчётной мощности.
Алексей сделал глубокий вдох. Вибрация усилилась, теперь она ощущалась не только в костях, но и где-то глубже – словно что-то невидимое прощупывало саму ткань реальности вокруг них.
– Сто процентов! – воскликнул Сергей. – Мы на пике!
На долю секунды Алексей ощутил странное чувство – как будто в комнате стало тесно, словно в ней появились невидимые присутствия, занимающие то же пространство, что и они. Он моргнул, и ощущение исчезло.
– Начинаем тестовый цикл, – скомандовал он. – Запустите последовательное измерение квантовых состояний в секторах A через F.
Группа техников и инженеров синхронно работала за пультами, вводя команды и отслеживая показания десятков систем. «Неопределённость-7» был чудом инженерной мысли – конструкция, балансирующая на грани теоретически возможного, управляющая процессами, которые до сих пор вызывали споры среди теоретиков.
Алексей посмотрел на свои руки. Они были абсолютно твёрдыми и реальными. Он существовал здесь и сейчас, в одном определённом состоянии. Но глубоко внутри активной зоны реактора материя потеряла эту определённость, превратившись в размытое облако вероятностей. Иногда ему казалось, что они играют с огнём, которого не понимают.
