Царившую в доме мастера Дейтора тишину разбивали лишь шумные
вздохи Гамильтона да шорох туфелек тетушки Тарии. Она все никак не
могла понять, отчего я решила жить здесь, ведь: «Немыслимо же
постоянно находиться в этом склепе, леди Мина».
Вот и сейчас она принесла целую охапку цветов и спешила
расставить вазы по всему дому, пока охранка не погнала ее вон.
Последнему я никак не могла помешать: моя магия так и не вернулась.
Потому и Тина с Мароном не смогли поселиться со мной. Только
Гамильтону было вольготно: слишком уж тесно мы связаны!
На самом деле дом мастера Дейтора встретил меня как родную, хоть
я и была уверена, что не смогу войти.
Но… Быть может, для таких, как я, потеря магии – норма? И именно
поэтому проснулась вторая охранная линия, которая и выдворяет из
дома всех, даже самых желанных гостей? Мы с Гамильтоном засекали:
Тина может просидеть в гостях не больше сорока минут, Марон –
только двадцать. И лишь тетушка Тария остается почти на два
часа.
Ш-ш-шурх-х!
Вздрогнув, я чуть не уронила нитку с каменными цветами. Бросив
украшение на стол, я покосилась на улицу. За окном бушевала сухая
гроза, и… это пробуждало неприятные, болезненные воспоминания.
Наша сухая гроза сильно отличается от Иль-Доратанской. Там во
всем виновата высокая температура и низкая влажность воздуха – это
если верить магам погоды, конечно.
У нас же это Слезы Матерей-Мучениц, предвестник каскада
прорывов. Взбесившиеся потоки магии сносят дождевые капли далеко в
сторону. Так далеко, что где-то на востоке сейчас идет ливень без
единой дождевой тучи!
«Интересно, что сейчас делают ребята? Слушают россказни новых
знакомых или зачарованно смотрят в окно?» – пронеслось у меня в
голове.
Хотя… Тина поселилась у целителей и леди Айрис, наша главная
врачевательница пообещала ей столько практики, сколько та сможет в
руках удержать. А Марон просился в отряд, и, пока я хватала ртом
воздух, пытаясь найти правильные слова, дядька Митар отправил его в
учебный лагерь. Ибо: «Граница и так завалена трупами, не добавляй
себя к этой, бесспорно, славной компании».
– Ты долго будешь смотреть на них? – Когда нужно, тетушка может
быть пугающе бесшумной.
Смахнув со стола шнурок с окаменевшими цветами, я повернулась к
ней.
– Не долго. А ты мог бы предупредить меня.
Это я уже сказала Гамильтону, который развалился на
прогибающейся под его весом софе. Софе, которую мне пришлось без
магии затаскивать в рабочий кабинет мастера Дейтора. Вернее, теперь
уже в мой рабочий кабинет.
– Подарок? – удивилась тетушка. – Ты крутишь его в руках
последние несколько дней, а могла бы заплетать в косу. Красиво было
бы.
Она поставила на стол принесенный поднос и принялась разливать
чай. Гамильтон, узнав, что к чаю только чай, присоединяться к нам
отказался. Я и сама не очень хотела, но… Почему бы и нет?
– Мне неприятно использовать его, – задвинув выдвижной ящичек, в
который бросила украшение, я принудила себя улыбнуться, – это
компенсация. И она немного горчит. М-м-м, превосходный букет.
Гамильтон душераздирающе зевнул и повернулся на другой бок. Софа
подозрительно заскрипела, и я, представив, как тащу тот огромный
диван из гостиной, поежилась. Пусть эта несчастная мебелюшка
продержится до момента, пока ко мне не вернется магия!
– Вы не думаете, миледи, что у него были какие-то важные
причины, чтобы убрать вас с Отбора?
Тетушка так и не определилась, обращаться ли ко мне как к
баронессе или же как к девочке, выросшей на ее глазах. На людях она
теперь величала меня исключительно «леди Мина», а вот наедине
путалась.
Вот и сейчас, пододвинув неудобный массивный стул к рабочему
столу, она то обращалась ко мне как раньше, то начинала величать
меня «миледи».