- Она издевается, точно! Мы в каком веке живем, в пятнадцатом?
На кой, простите, черт в век нейросетей и поездов на магнитной
подушке вязать крючком салфетки. Кружевные! Дебилизм...
Ева сбросила рюкзак прямо под порог, сдернула куртку, двумя
движениями скинула кроссовки.
- Опять не в духе? - поинтересовалась медвежья шкура с дивана. -
Что не так с этой жизнью?
- С жизнью все так, технологичка задрала, - буркнула Ева, -
сказала, что моя салфетка похожа на рыболовную сеть. И заставила
перевязывать.
- Ну так пригласила бы ее на рыбалку, - флегматично посоветовала
шкура и шевельнулась, устраиваясь поудобнее, - сказала бы: если
поймаем рыбу, значит, правда, сеть, против фактов не попрешь. А не
поймаем, значит - салфетка и точка. Раз ни на что путнее не
годится, значит - декоративное изделие народных промыслов.
- Я ее ненавижу! - проорала Ева в потолок, сжимая кулаки.
- Катарсис, - определила шкура со знанием дела, - пойди на
кухню, сладкого съешь - полегчает. Я брауни заказала. С
орехами.
- У меня нитки кончились, - крикнула Ева из кухни, работая
чайником, - а гребаное "Дамское рукоделье" только до четырех
часов.
- А распустить...
- Попробуй.
- А больше ничего не нужно? - удивилась шкура, - тебе надо, ты и
пробуй.
- Уве, - невнятно отозвалась Ева, расправляясь с пирожным, - Я ж
ее, как крепостной вал, на века ваяла. Слу-ушай, у бабушки на
антресолях всякая ерунда была, может, там и нитки есть? У нее же
была шкатулка, здоровенная такая, деревянная.
Бабушка умерла в самом конце лета. Тихо, во сне. Просто однажды
утром они проснулись и поняли, что в просторной четырехкомнатной
квартире с высоченными потолками что-то изменилось. Не стало еще
одного дыхания. Хриплого, с присвистом.
Бабушке диагностировали рак легких и сказали, что лечить поздно.
Она слишком затянула с походом в поликлинику... да и, если бы
пришла вовремя, легкие - такая штука, плохо лечатся. Один шанс из
десяти.
Говорят, это умеют лечить в Израиле. И можно было продать
квартиру и отвезти туда бабушку, они уже хотели это сделать и даже
связались с нужными людьми... Потом с ними долго пришлось
развязываться, даже полицию подключали. Отстали, только когда
поняли - квартиру, которая завещана несовершеннолетней, быстро не
продать.
Да и врач сказала, что поздно. Надо было раньше. Выписала
обезболивающие, пообещала заходить. И, действительно, заходила.
А потом бабушки не стало.
Ева плохо запомнила сложный ритуал похорон и вынесла убеждение,
что главным тут была беготня по всяким конторам и сбор
документов.
Бабушку похоронили, документы сложили в черную кожаную сумку и
засунули на шкаф. И стали жить вдвоем.
Ева и шкура.
При упоминании антресолей шкура зашевелилась, сползла на пол и
оттуда показалось бледное лицо в рамке встрепанных светло-русых
волос.
Старшая сестра, Вероника или проще Ника. Богиня победы. Рост -
сто пятьдесят шесть сантиметров и больше не вырастет, вес - сорок
один килограмм, ноги из ушей, но кроме ног и ушей, пожалуй, ничего
и нет.
А, еще глаза. Большущие, серые. Ресницы длинные и пушистые, но
такие же белобрысые, из-за чего кажется, что они и вовсе
отсутствуют.
Восемнадцать лет. Живет в углу дивана, рядом с розеткой. Дни
проводит, накрывшись с головой пледом в виде медвежьей шкуры,
нянчит свой дорогой телефон, последний подарок бабушки и, кажется,
больше ничего не делает.
То есть вообще ничего. В квартире бардак, еда из доставки,
стираем, когда грязное перестает влезать в корзину, даже если на
ней попрыгать.
Но на Никиной карточке каким-то образом всегда есть деньги.
Немного - но вполне достаточно, чтобы жить и платить за
квартиру.
Это называется "удаленная работа". Для нее не нужно образования,
не нужно престижных корочек, не нужно вообще ничего, кроме одного -
хорошо делать работу. И не давать клиентам "кинуть" тебя на
деньги.
