Елена Соколова проснулась от звона будильника ровно в шесть утра. Солнечные лучи, просачивающиеся сквозь полупрозрачные шторы, окрашивали скромную спальню в тёплые тона. Она потянулась, медленно возвращаясь в сознание, и привычным жестом коснулась мочки правого уха, где располагалось крошечное управляющее устройство.
– Фильтр "Классическая архитектура", пятьдесят процентов прозрачности, – произнесла она тихим, ещё сонным голосом.
Мир за окном дрогнул, почти незаметно для неопытного глаза. Обшарпанное здание напротив не исчезло полностью, но его контуры смягчились, а поверх облупившейся краски проступили элегантные классические формы. Теперь здание напоминало старинный особняк девятнадцатого века с колоннами и лепниной. Не безупречная иллюзия – при желании Елена могла видеть сквозь неё следы подлинной реальности – но достаточная, чтобы сделать вид из окна приятнее.
Большинство пользователей "Миража" никогда не изменяли настройки своих фильтров вручную, полагаясь на автоматически подобранные системой параметры. Немногие даже осознавали степень модификации своего восприятия. Но Елена была особенным случаем. Как бывший ведущий специалист по нейроэтике в корпорации "Мираж", она имела расширенный доступ к настройкам системы и, что важнее, понимание её работы.
Она вошла в ванную комнату и взглянула в зеркало. Сорокадвухлетняя женщина с преждевременно поседевшими волосами и внимательными серыми глазами смотрела на неё в ответ. Лицо без макияжа, с тонкими морщинками вокруг глаз и между бровей, свидетельствующими о привычке хмуриться. Елена могла бы активировать фильтр "Улучшенное отражение", который бы сгладил эти признаки возраста, но принципиально этого не делала. Даже эта маленькая честность перед собой казалась значимой.
Приняв душ, она оделась в свой обычный строгий костюм – тёмно-синий жакет и юбку до колена – одежду, которую многие её студенты считали старомодной. Завтрак был прост: овсянка, чёрный кофе и апельсин. В этой рутине была определённая стабильность, которая помогала ей справляться с моральной двойственностью её положения.
Покидая квартиру, Елена настроила фильтры на более низкий уровень прозрачности, чем обычно используют люди. Это было частью её личного ритуала – наблюдать за миром с минимальными искажениями, как напоминание о цене, которую общество платит за комфорт "Миража".
На улице она увидела гораздо больше истинной реальности, чем большинство прохожих: мусор в углах тротуаров, трещины в асфальте, потрёпанные фасады зданий, усталые лица людей. Для обычного пользователя "Миража" всё это было скрыто персонализированными фильтрами: кто-то видел город-сад с вечнозелеными растениями, кто-то – футуристический мегаполис, другие – исторические здания в соответствии со своими предпочтениями.
Поток людей двигался вокруг Елены, каждый в своей личной версии Москвы. Мужчина средних лет прошёл мимо, разговаривая с невидимым собеседником – скорее всего, его фильтр "Миража" создавал иллюзию компаньона, точно соответствующего его потребности в общении. Молодая пара обнималась перед витриной магазина, восхищаясь чем-то, что видели только они. Пожилая женщина кормила несуществующих голубей.
Когда Елена остановилась на перекрёстке в ожидании зелёного сигнала светофора, рядом с ней затормозил потрёпанный автомобиль, из которого доносилась громкая музыка. Для большинства прохожих, судя по их отсутствующим выражениям лиц, эти звуки были отфильтрованы или трансформированы в что-то приятное. Елена же морщилась от резких басов, намеренно сохраняя свои слуховые фильтры на минимуме.
"Человеческий слух эволюционировал миллионы лет, чтобы предупреждать об опасности и воспринимать нюансы окружающего мира," – думала она. – "А мы заткнули уши технологической ватой."
