Разгорись
огонь,
Разойдись
огонь,
Сожги всё, что
есть,
Лишь меня не
тронь.
Косы я
плету
В полночь у
костра.
Я твоя,
огонь,
Я твоя
сестра.
Я твоя
сестра…
(Колыбельная. Стихи
автора)
Пролог
Треск поленьев в печи убаюкивал не хуже колыбельной матери.
Глаза слипались, но она продолжала смотреть на огонь, не в силах
отвести взгляд. В красных углях ей чудились страшные рожицы, в
перешёптывании сгорающих веток – обречённые голоса умирающих
деревьев. Огонь был живым. Он разгорался сильнее на её мысленный
призыв, но не смел покидать печи, нетерпеливо облизывая глиняные
края топки, оставляя продолговатые чёрные следы на старой
побелке.
Девочка не сдавалась. Её взгляд стал пристальнее, и,
несмотря на сонливость, сосредоточенность ещё была при ней. Она
звала его – огонь – и он к ней тянулся. Ещё немного, совсем
чуть-чуть!
Из печи полыхнуло так, что она испуганно подскочила на
кровати. А огонь уже дотянулся до старенькой скатёрки из грубого
сукна, безжалостно пожирая её края, поднимаясь всё выше, к
разложенным на столе сухим травам.
***
Дивный сон был нарушен громким надоедливым звуком.
Звонок будильника нудно трезвонил уже минут десять. Она слышала
его, но не могла ни поднять головы, ни открыть глаза. Усталость… Её
жизнь превратилась в бесконечный поток бурной деятельности
вперемешку с редкими часами покоя. Жизнь врача отделения
интенсивной терапии не предполагала иного.
- Марьяна Владимировна…
А ведь совсем недавно она горела этим делом, мечтая как можно
скорее приступить к работе именно врачом, а не
студенткой-практиканткой медицинского института. Да, тогда было
тоже самое - умоляющие глаза людей, смотрящие на неё с надеждой.
Кого они видели в ней? Ангела, способного помочь им выкарабкаться с
того света или человека, который не давал погрузиться в пучину
одиночества перед смертью? Должно быть, и то, и то. И ей порой
казалось, что она была к этому готова.
Но тогда это было ограниченное, дозированное время, рассчитанное
на период практики. А после наступал период относительного покоя, и
она с головой ныряла в свои зазубренные наизусть конспекты, чтобы,
отдохнув морально, возвращаться сюда опять и опять.
Сейчас же было иначе. К боли и смерти нельзя было привыкнуть,
что бы вам не говорили остальные. Старшие утверждали, что однажды и
она примет свою работу как должное. Перестанет рыдать перед каждой
упущенной жизнью и пропускать это через себя. Но она не верила.
Однако каждый раз, когда на душе становилось особенно невыносимо и
руки опускались в бессилии, Марьяна напоминала себе, что не меньше
жизней она и спасла. Ведь не каждый способен на то, чтобы в ущерб
себе заниматься ночь напролёт реанимированием умирающего человека.
А она могла, кроме того, чувствовала, что ей это под силу. Она это
знала…
- Марьяна Владимировна, Вам пора…
Медсестра, добрая душевная женщина средних лет, относилась к ней
порой как к дочери, но и не забывала и о профессиональной пропасти
между ними. Однако Марьяна, в отличие от остальных врачей, эту
«пропасть» старалась не замечать. В конце концов, считала она, все
на свете люди были равны, неважно, будь то главврач или санитарка.
Просто у каждого был свой долг и своё предназначение в этом мире, и
каждый делал то, что умел делать лучше других.
Пришлось поднять голову и улыбнуться вымученной усталой улыбкой.
Конечно, бессонная ночь никогда не проходила даром для её
самочувствия, но сегодня это того стоило.
Улыбнувшись, Катерина – так звали медсестру, протянула ей кружку
горячего чая. И Марьяна, с благодарностью приняв её из рук доброй
женщины, сделала большой глоток.
- Как она?..
- Кто? – встрепенулась медицинская сестра.
- Елизавета Васильевна… - Марьяна замерла, ожидая услышать самое
страшное. Всю ночь она боролась за жизнь «тяжёлой пациентки», и
сейчас боялась, что все её усилия прошли даром. Нет, себя она
отнюдь не жалела. Ей просто очень хотелось, чтобы все люди на земле
жили долго и счастливо, прямо как в сказке. Однако реальность очень
часто подшучивала над этими её почти детскими мечтами.