Большой костёр разгорался среди вековых сосен, бросая тени
на сосредоточенные, покрытые морщинами, лица старейшин, что стояли
вокруг него. Все остальные жители Людовки находились чуть поодаль,
с замиранием сердца ожидая, какова на этот раз будет воля богов. И
кого они выберут для её исполнения. Холод стоял жуткий, но никто не
тронулся с места, ведь сейчас, в этот самый миг, решалось, кому
завтра будет суждено умереть.
Дело касалось только молодых незамужних девушек, ведь именно
их приносили в деревне в жертву тому, кто, как считалось, приняв
её, спасёт остальных людей от лютой смерти. Но каждая из этих
потенциальных жертв была чьей-то дочерью, сестрой, и каждый боялся
потерять то самое дорогое, что было у него в жизни. Своего родного
человека…
Этот жуткий обряд проводился каждую зиму, и каждый раз после
этого собрания вече кто-то умирал. Поэтому зиму не любили, её ждали
с ужасом и содроганием, но деваться людям было некуда. И в январе,
сразу после наступления нового года, вся деревня собиралась здесь,
на окраине леса, чтобы вознести хвалу богу зимнего холода и узнать
его волю на этот раз.
В этот раз старейшины не слишком торопились, но оно было
понятно. Нельзя подгонять богов, нельзя торопить. Их дела –
небесные, не то, что земные - людские…
Однако у большинства нервы были на пределе. Матери прижимали
к себе своих дочерей, зажимая себе рот рукой, чтобы не разреветься
раньше времени. Парни были хмуры. Отцы – напряжённы. Что касается
самих девиц, то многие из них уже были ни живы, ни мертвы, от
страха ли или от холода, не так уж и важно. Они просто хотели
поскорее услышать приговор и разойтись по домам, вздохнув с
облегчением. И лишь одной семье в эту ночь спать было не
суждено.
И вот, когда время пришло, выхватил главный из старейшин из
самого сердца костра огромную горящую палку и, вознеся её к небу,
произнёс:
- Да свершится воля богов! Дочери мои, подойдите ко
мне…
Девушки, зарыдав, оставили своих родных и двинулись к жрецу
под вой матерей и скрежетание зубов отцов. Обступив его кругом, они
со страхом и благоговением замерли, ожидая страшного приговора. И
тогда старейшина, поднеся пылающую палку к первой из них, принялся
терпеливо ждать. Но огонь разгорелся лишь ярче, и старик тогда
подошёл к другой.
Та, первая девушка, разрыдалась пуще прежнего, но теперь на
её лице засияла улыбка – не её выбрал Мороз-княже, а, значит, будет
она жить дальше! Родственники её облегчённо выдохнули, словно не
веря своему счастью, загоготали, обрадовавшись!
Но тут же умолкли, потому как старейшина шикнул на них,
поднося огонь ко второй девушке. История повторилась, и вот уже две
счастливых семьи готовы были пуститься в пляс, да только ничего ещё
не закончилось.
Так старик переходил от одной девы к другой, пока не
остановился возле Дарьи – первой красавицы на деревне, которой едва
восемнадцать стукнуло, скромной девушке, что росла без матери, но с
отцом и мачехой. Та не дрожала подобно остальным. Напротив, она
смело глядела в глаза старейшины, а на её губах играла кроткая
полуулыбка. Тот, замешкав, словно совсем позабыл, чем здесь
занимался. И тогда Дарья, кивнув старцу, тихо прошептала:
- Смелее, дед Никодим! Ну же…
И тот поднёс ярко горящую палку к груди девушки. Огонь замер
на подходе, а после, едва не коснувшись её груди, вспыхнул и погас,
ознаменовав тем самым завершение обряда.
Кто-то ахнул в толпе, бабы заохали, и по воздуху пополз
запах горького дыма.
- Нет… - прошептала Дарья, взглянув прямо в глаза
старейшине. Но тот был растерян не меньше её и, кажется,
расстроен…
Однако ему пришлось взять себя в руки и, схватив девушку за
запястье, он торжественно провозгласил:
