Терпкий запах одеколона щекотал
ноздри. Даже спустя полчаса, ненавистный аромат всё ещё витал в
воздухе, напоминая о том, что произошло. Несколько раз сдержав
рвотный порыв, она запахнула разорванный лиф платья и съехала по
стене.
С такого ракурса комната смотрелась
больше, чем была на самом деле. Приятный ранее полумрак, сейчас
таил в себе тени страха и ненависти к братьям. К Глебу — за то, что
пользовался своим положением и брал, что хотел, без её согласия. К
Борису — за то, что предал, подложив под старшего брата.
«Когда всё это началось?» Она
прижала ладонь ко рту, чтобы не плакать. Ведь ей всегда казалось,
что Боря чувствует к ней тоже самое, а оказалось, что игра «на
двоих» была всего лишь игрой. «Если бы я только не поехала на этот
чёртов выпускной». Мелания всхлипнула, изо всех сил зажимая рот.
«Если бы я только не пошла с ним на этот пляж...». И
несколько лет спустя в её ушах стоял противный голос Глеба,
хвалившегося перед братом, что сумел обмануть наивную дурочку и
прикинуться другим человеком. Ведь сделать это было так просто...
ему всего лишь надо было сыграть свою роль, учитывая, что внешность
у братьев Домогаровых была одна на двоих.
Глаза Мелании беспорядочно
перескакивали с одного угла комнаты на другой. В конце концов,
взгляд остановился на середине. Удобный диван, на котором она
раньше так любила читать, казался монстром, нечаянным свидетелем
разврата. Стеллажи с книгами зловеще нависали, разрывая тенями
небольшие круги света. А вылетевшие из причёски шпильки лежали тут
же, на светлом ковре, мерцая в свете бра библиотеки.
В голове всё ещё шумело, запястья
ныли, и чувство собственного достоинства медленно гасло.
«Тебе всего восемнадцать, а он
взрослый мужчина, что ты можешь против него? Он партнёр отца и
любимец матери, а ты?» Она задавала себе вопрос за вопросом, искала
ответы и тихо взращивала ненависть.
Он никогда не остановится.
Первый день рождения дочери подошёл
к концу, и гости уже разъехались. Мерный гул голосов тихо
растворился в сумеречной дымке и липких хлопьях снега.
«Ты никогда не будешь принадлежать
кому-то ещё. Ты моя».
Прикрыв глаза, Мелания стукнулась
макушкой о стену и сжала зубы: она не сдастся.
Полгода назад кто-то рассказал Глебу
о том, что Лиза его дочь. И с тех пор, он день за днём превращал
жизнь Мелании в ад. Впрочем, она догадывалась, кто мог так
поступить, но вслух произнести боялась — предательство самых
близких было болезненней всего. Проще сделать вид, что это кто-то
другой вложил козырь в руки этого урода.
Как такое могло случиться? Почему
она не увидела разницы между братьями? Почему Боря это допустил?
Одни вопросы без ответов, — горькая ухмылка скользнула по её
искусанным, опухшим губам.
— Надо привести себя в порядок. Лиза
может испугаться, — монотонно напомнила она себе.
Тяжело поднявшись, девушка прошла к
дивану и взяв плед, завернулась в него, чтобы скрыть следы позора
под мягкой шерстью. Испорченную причёску пришлось заменить
распущенными волосами — так не будет видно синяков на шее. Тело
едва её слушалось, бёдра ныли и между ног всё саднило, так что
двигалась она осторожно, с трудом сдерживая всхлипы.
Встав перед закрытой дверью, Мелания
несколько раз глубоко вдохнула и, натянув на лицо улыбку, вышла в
коридор.
— Где ты была? — в голову ввинтился
возмущённый голос матери. Она баюкала Лизу на руках, и с
нескрываемой брезгливостью смотрела на дочь: — Ты что, шлюха, что
ли, по углам отцовского дома прятаться, да ещё в таком виде?!
— Мама, тише. Ты разбудишь Лизу. —
Мелания устало прислонилась к столешнице. — И если тебе всё же
интересно, что произошло — это сделал Глеб.
— Глебушка? — вскинула тонкие брови
женщина. — Никогда не поверю. Да и с чего бы ему к тебе приставать?
Кожа да кости. Когда ты в последний раз у косметолога была?
Самой-то не стыдно в таком виде на людях появляться? Приставал он,
— хмыкнула она. — Как же.
