Под звуки дождя я лежала в углу
своей походной палатки, корчась от голода, и сквозь дыру входа
ветер доносил до меня запах мокрой травы.
В какой-то момент я услышала, как
эта мокрая трава зашуршала под тяжелыми сапогами.
Кто-то шел к моему шатру. Я
поднялась с подстилки, не желая показывать свою слабость.
Полог из ткани распахнулся, впустив
внутрь бледный утренний свет и еще больше влажного, напитанного
дождем воздуха. Дожди в Шотлене не прекращались. Лили и лили с утра
до ночи. Хлестали как из ведра либо оседали на лице мелкой
противной моросью. Сырой, промозглый край.
— Госпожа.
Внутрь, под блеск магических ламп,
вошел один из моих воинов. Он стоял спиной к свету и казался темным
силуэтом без лица.
— Мы поймали вам еду. Судя по форме
ушей, это эльфы. Судя по одежде — из горного клана.
Меня затопила волна облегчения. И
тут же желудок скрутило болезненным спазмом. Таких, как я, называли
ситхли́фами, и мы питались чужими эмоциями. Пили их, как воду, как
самое изысканное вино на свете.
Злость, страх, ненависть… Ммм.
Я так оголодала за последние дни,
что в отчаянии лезла на стенки своего шатра.
Старательно пряча жадное нетерпение,
я последовала за своим воином наружу, под моросящий дождь.
С каждой секундой сосущая пустота
внутри становилась все шире, все глубже, доставляла все больше
мучений. Я шла, прижимая руку к животу. Мокрая трава шелестела под
моими ногами, размытая земля чавкала, засасывая каблуки сапог.
— Где они?
— Под навесом.
Полог самой большой палатки был
поднят и хлопал на ветру. Под этой временной крышей стояли на
коленях трое пленников. Их руки завели назад и, судя по позам
мужчин, связали за спиной.
Длинные волосы потемнели от влаги и
облепили лица. Острые уши вызывающе торчали. И правда эльфы.
Взгляд мазнул по их одеждам. На
пленных были светлые рубахи, зеленые килты в клетку и грубые сапоги
до колен — военная форма горцев. Те не носили штанов — оборачивали
вокруг бедер длинные куски шерстяной ткани и закрепляли их на поясе
ремешками из черной или коричневой кожи.
Раньше мои люди смеялись над
нарядами местных мужчин, называли эльфийских воинов бабами, но,
пожив в этом дождливом крае, походив по его холмам и полям,
заросшим высокой влажной травой, начали посматривать на килты
врагов с завистью. Наши штаны все время были грязными и мокрыми
насквозь. Спасибо местной природе и погоде! А килты не пропускали
влагу, ибо их делали из очень плотной шерсти. Мокрая трава не
доставала до их подолов. А еще они были очень теплыми. Ночью во
время долгих походов воины снимали свои килты, чтобы использовать
их как одеяла.
— Вот, госпожа. Свирепые и
непокорные, как вы любите.
При виде меня один из связанных
мужчин зарычал, обнажая идеальные зубы.
Я почувствовала исходящие от него
волны ненависти и тихонько вздохнула от облегчения. Хорошо!
Голодная резь в животе притупилась.
Говорят, эльфы — красавцы глаз не
отвести, но сегодня мне было плевать на их внешность. Себе в жертву
я выбрала самого злого из них, того, что пытался испепелить меня
взглядом.
— Милая юбочка, — глумливо протянула
я, стремясь разъярить пленника еще больше.
Давай, дорогуша, накорми меня своими
эмоциями.
— Это килт! — оскорбленно выплюнул
эльф. — Одежда настоящих воинов!
— А правда, что под своими килтами
эльфийские воины не носят белья?
Я подцепила сапогом подол его
клетчатой юбки и попыталась приподнять.
Эльф зарычал, задергавшись в своих
путах, но притих, когда один из моих людей приставил к его горлу
острый нож. Голубые глаза сверкнули бешенством.
Похоже, сегодня я до отвала наемся
сладкой ненависти.
Любовь напитала бы меня лучше, но о
ней я не смела даже мечтать. Редкий деликатес. Его мне не получить
никогда. Мужчины не умеют любить, а если и любят, то за красивое
личико, а свою красоту я оставила на полях сражений.
