Какой-то отвратительно мерзкий звук пробивался сквозь сон, категорично мешая досмотреть, как я получаю «Оскар», стоя в шикарном смокинге перед многотысячным залом.
Этот чёртов «Оскар» в последнее время снился мне достаточно часто. Хотя, чисто теоретически, блогерам подобные награды неположены. Но с другой стороны, большинство моих коллег уже переступили порог обычных видосиков и рилсов. Кто-то поёт, кто-то снимается в кино, кого-то вообще в депутаты понесло. Не иначе как от скуки. Так что, почему бы и нет?
Сон был приятный. Награду мне вручала Марго Робби, игриво подмигивая. По-моему, это был намёк на встречу с продолжением, которая ждала меня после завершения официальной части мероприятия. Сон имел все шансы перейти в разряд эротических. Не то, чтобы я фанат эротических снов, но для Марго Робби можно сделать исключение.
Однако громкая музыка снова ударила по готовому к фантазиям сознанию и мне пришлось вынырнуть из приятных сновидений.
– Да чтоб вас…
Я открыл глаза, рукой нащупал телефон, лежавший под кроватью. Развернул его и посмотрел на экран.
Это был не будильник, как показалось сначала. Это был звонок от моего менеджера. Я поднял взгляд и посмотрел на часы, висевшие прямо над плазменной панелью. Цифры показывали 08:15. В такое время я обычно ещё сплю, о чём Толику известно доподлинно.
Вчерашнее мероприятие, где блистал Олег Лайфхакер, то есть я, закончилось глубокой ночью, которая уже переходила в утро. Так какого хрена?!
– Да! – Рявкнул я в мобильник, собираясь послать Анатолия Вайсмана, моего старого друга и по совместительству менеджера, и редкостный придурка куда подальше.
– Олежа! Олежа, это просто жопа! Сейчас же, срочно поднимай свою…
Толик завис на пару секунд, соображая, уместно ли будет в одной фразе дважды употребить слово «жопа». Однако ситуация, похоже, была из рада вон выходящей.
– Жопу поднимай, Олежа, свою. Срочно вали из страны. Налоговая занялась твоими счетами. Срочно! Прямо сейчас вали!
– Толян… – Я перевернулся на бок, прижимая мобильник к уху, – Что за паника? У нас же всё ровно. Ты говорил, всё платим вовремя, чётко.
– Олежа, ты прости за откровенность… но… ты дурак? Тебе двадцать три годика. Откуда столько наивности? Кто в нашей стране платит ВСЁ? Конечно, я следил за отчётами, но, поверь мне, если бы налоги оплачивались в полной мере, ты вряд ли сейчас жил бы в центре Москвы. И тачки твои…
Я поставил мобильник на громкую связь, затем медленно сполз с кровати, попутно выслушивая истерику Толика. Правда, моя медлительность закончилась ровно через несколько минут. Столько потребовалось Толику, сукиному сыну, чтобы рассказать мне детали той самой жопы, которая маячила на горизонте моей, в принципе, вполне прекрасной жизни. Таковой она была до сегодняшнего дня и я, вообще-то, искренне надеялся, что никаких перемен не предвидится.
– До семи лет, Олежа. Понимаешь? И это только мне, а тебе…
Вот где-то между упоминанием статей уголовного кодекса и рыданиями Толика я понял: реально пора валить. Причём очень быстро.
– Василий Петрович, который отец Коли Ревякина, ну ты понял… Он предупредил. И он же сказал, что у тебя есть двадцать четыре часа, чтобы энергично собрать вещи и улететь в сторону любого государства, которое нам сегодня слегка недружественное. Олежа! Ты меня слышишь? Забыл, что с Малиновской сделали? А ведь баба, так-то, охренительные связи имела. И что? Сидит она, Олежа! Слышишь?
Я слышал. Ясный хрен я прекрасно все слышал! Более того, я уже лихорадочно метался по комнате, закидывая вещи в чемодан.
Василий Петрович, упомянутый Толиком, являлся сотрудником каких-то там очень серьёзных структур, поэтому если он посоветовал валить из страны, то я уже минут пять как должен сидеть в самолёте, покидающем воздушное пространство Российской Федерации.
