Стылым осенним днем, под противным мелким дождем, на кладбище
городка Пендлитон в графстве Беркшир хоронили миссис Барнет,
умершую три дня назад от травм, полученных в результате аварии, в
которую она, вместе с единственной незамужней дочерью Мэри, попала
во время возвращения из Чеснет-кастла, где навещала семью Эмили. У
миссис Барнет, после более чем удачного замужества четырех дочерей,
открылась «тяга к перемене мест»: довольная и гордая мать семейства
взяла за правило посещать всех дочерей и их мужей раз в год, по
очереди.
Достопочтенный мистер Барнет ей в
этом никогда не препятствовал, справедливо полагая, что долгое
отсутствие супруги, ставшей совершенно невыносимой от спеси в связи
с выгодными браками четырех из пяти их дочерей, являющимися её
несомненной заслугой как образцовой заботливой матери, благотворно
отразится на его нервах и рассудке.
Сам же он ездил изредка только к
Эмили и лорду Мобри, еще реже – к Мэгги и её семье в Линкольншир,
где степенный и успешный стряпчий мистер Фолкнер держал контору в
Линкольне и пользовался уважением как местных, так и тестя.
С Эдвардом Бёрли они, к взаимному
удовольствию, виделись регулярно во время пребывания семейства
старшего зятя в Истонкорте, и только когда семьи дочерей проводили
сезоны в Лондоне, мистер Барнет составлял компанию жене, поскольку
столичная публика требовала соблюдения подобных манер.
К младшей же, Джесси, в
Нортумберленд, уважаемый сквайр за прошедшие со дня ее свадьбы
десять лет не съездил ни разу, что совершенно не расстраивало обе
стороны: миссис Мэйден вполне удовлетворялась визитами обожающей ее
матери и сестры-вековухи, над которой неизменно злорадствовала, и
сухими приветами от отца, передаваемыми родительницей.
Последнее посещение вышеупомянутыми
дамами поместья Мобри в Ноттингемшире также прошло без мистера
Барнета, поскольку его присутствие потребовалось в Литллхаусе, где,
благодаря щедрости троих зятьев, к его шестидесятипятилетию был
затеян основательный ремонт. Хозяину дома не хотелось оставлять его
без присмотра, да и увидеть все этапы преображения порядком
обветшавшего родового гнезда было интересно самому: что-то по ходу
изменить, что-то оставить.
Короче, отговорившись делами,
пожилой мужчина остался дома, а вот женщины уехали: одна – с
удовольствием, вторая – под давлением. Впрочем, как всегда:
сопротивляться приказаниям матери у мисс Мэри всегда получалось
плохо, а с каждым годом затянувшегося девичества выходило все хуже
и хуже. Отец во взаимоотношения жены и нелюбимой дочери не
вмешивался, эгоистично предпочитая не замечать несчастный вид
последней.
***
Похороны провели пусть и без помпы,
но с соблюдением необходимых формальностей, за которыми проследила
сестра усопшей – миссис Файнс. Проводить почтенную мать семейства и
известную в округе даму выказали желание немногие: сказались как
погодные условия, крайне неприятные даже для этого времени года
(моросящий дождь и пронизывающий ветер), так и имевший место
негатив соседей по отношению к чванливой и заносчивой покойнице,
последние годы достававшей местное сообщество своей гордыней и
самомнением.
Живущие далеко дочери и
родственники, хоть и были уведомлены о прискорбном событии,
приехать к моменту погребения не успели. Усугублялось отсутствие
приличествующего сопровождения умершей в последний путь и ситуацией
с оставшимися в живых родственниками: третья мисс Барнет,
пострадавшая в аварии вместе с матерью, и сам мистер Барнет
находились в весьма плачевном состоянии, и об исходе их недомогания
никто гарантий дать не мог.
Дело в том, что по настоянию миссис
Барнет, пожелавшей ночевать в своей постели, кучер гнал карету,
несмотря на ненастье и плохую видимость, вызванную дополнительно
опускающимися на землю сумерками. Была ли на то воля провидения или
просто так сложились обстоятельства, что дождь, сопровождающий
путешественниц весь последний день обратной дороги, вдруг усилился
настолько, что превратился в ливень, да еще и с несвойственной для
этого времени года грозой.
