ГЛАВА 1,
в которой говорится об отвратительных рассветах, тяжелой жизни
служанок и подлой сущности чародеев.
Когда я проснулась от тревожного сновидения, в доме было тихо. В
комнате еще царила предрассветная белесая мгла, из-за которой вся
обстановка выглядела зыбкой и нереальной. То ли сон, то ли явь — не
разберешь. Ночной кошмар сразу же лишился своей силы, вылинял и
превратился в какие-то бессвязные обрывки: бег сквозь душную ночь,
когтистые руки, тянущиеся из болотной воды, оскаленные
черно-багровые пасти — в общем, все то, что обычно снится людям в
полнолуние. Проклятая полная луна всегда вытягивает из человеческой
души самое муторное…
Я лежала неподвижно, глядя в потолок, почти неразличимый в
утреннем сумраке. Кошмар еще не отпустил меня — мне виделись
какие-то клубки черноты, которые прятались по углам. Но я знала,
что это всего лишь мое взбудораженное воображение — в этом доме
давно не обитали ни домовые, ни духи.
В звенящей тишине слышно было, как где-то за рекой надрывался
петух и мерно поскрипывало мельничное колесо, хоть мельница
располагалась не так уж и близко от дома. Это успокаивало. Все было
так же, как и вчера, позавчера и целую вечность до того.
Ставни были распахнуты настежь, и ничто не препятствовало
проникновению первых утренних звуков в мою маленькую комнатку, окна
которой выходили в старый яблоневый сад. Летом я всегда перед сном
оставляла окно открытым. Мне нравилось засыпать под стрекотание
сверчков и шорох ветра в листве — то тревожный, то убаюкивающий.
Еще чуть-чуть, и можно было поверить, что это мой старый родной
дом, который я так давно покинула, не зная, что никогда больше не
вернусь туда. Точно так же там срывались с ветвей яблоки и падали
на землю в теплых летних сумерках; так же пел вдалеке соловей, и
даже в воздухе витали те же ароматы скошенной травы и прелой лесной
листвы…
Веки сами по себе начали слипаться, и я уже почти поддалась
соблазну. Еще самую капельку полежать бы, свернувшись в клубочек
под теплым лоскутным одеялом…
Нет. Полчаса — и солнце взойдет. Следовало выкинуть из головы
бередящие душу воспоминания и подниматься.
…Я была служанкой. Самой обычной служанкой при скучном
господине, жизнь которой вертится вокруг немытой посуды, нестираных
подштанников и неполотых грядок, даже краешком не прикасаясь к
интересным, захватывающим дух событиям, которые случаются с
другими, храбрыми и умными людьми. Где-то рыцари спасали
благородных дам из заколдованных башен, где-то герои убивали
драконов, в морях ундины топили моряков и просто купающихся, в
горах гномы ковали мечи и кольчуги (это, пожалуй, не намного легче
моих обязанностей, в отличие от всего предыдущего), а я в это время
драила полы и ощипывала кур. И вполне естественно, что от этого мне
иногда хотелось попросту завыть. Особенно по утрам.
О как же я ненавидела эти рассветы! И что хорошего нашли
менестрели и поэты в ежедневно поднимающемся над лесом
малиново-огненном круге? «Рождение нового дня», «розовая кайма на
горизонте»… Попробовали бы они продрать глаза в такую рань!..
С усилием я выбралась из-под теплого одеяла. Деревянный пол
выстудился за ночь, и до комода я добежала на цыпочках, гримасничая
и вздрагивая. Оделась, путаясь спросонья в штанинах и рукавах. Вода
в рукомойнике была и вовсе ледяной, от нее зубы сводило, а спина
покрывалась мурашками.
Только сейчас я почувствовала, что проснулась, причем не в самом
лучшем расположении духа.
Мимоходом я расчесала воронье гнездо на своей голове, печально
косясь на себя в осколок зеркала. Волосы мои были темными,
жесткими, очень густыми и курчавились во все стороны, словно овечья
шерсть. Я слыхала, что такой роскошью награждаются только те
несчастные, кто имеет в предках тролля (в наших краях, отличающихся
свободными нравами, такое случается), и в это можно было поверить.
Если мои космы отрастали ниже плеч, расчесать их можно было разве
что граблями. Костяные гребешки теряли зубья, как завсегдатай
таверны, — по нескольку зараз. Приходилось то и дело состригать
жесткие кудри, что исключало всякую возможность выглядеть достойно
— известно ведь, что красота девушки находится в прямой зависимости
от длины ее косы.