У меня никогда не было магии. Я чувствовал ее вокруг —
искрящийся, сверкающий поток силы, затапливающий мир. Но я не мог
зачерпнуть ни капли.
Остальные дети черпали без труда — так легко, что даже не
замечали этого. Они увеличивали игрушки, раскрашивали пломбир и
зажигали фейерверки просто потому, что ощущали мгновенное желание.
И магия реагировала на этот беззвучный зов, дарила им чудеса —
легко и без счета.
Рядом с другими детьми я чувствовал себя калекой. Там, где они
летели, я, задыхаясь, бежал по земле, оступался, падал и снова
бежал.
Я тоже хотел хоть немного магии. Всего одну каплю. Чуть-чуть.
Самое крохотное, самое завалящее чудо! Я старался изо всех сил,
брал старую отцовскую палочку и повторял по книгам слова
заклинаний. Первый слог короткий, второй длиннее и потянуть третий.
Полностью сконцентрироваться на цели, погрузиться в нее и послать
импульс в палочку.
Не получалось.
Всегда — не получалось.
Я был прилежен, я хорошо учился и я старался. Так сильно
старался. Но в этом мире не было для меня чудес.
И тогда я решил: ладно. Пусть будет так. Если мир не дает мне
магию — я возьму ее сам.
Лопата. Чертова, мать его, лопата.
Краска бросилась в лицо, и Стэн застыл, до боли сжимая
челюсти.
Мужики, толпившиеся в раздевалке, притихли, с подчеркнутой
сосредоточенностью натягивая робы.То здесь, то там пробивались
сдавленные смешки, короткие, как пощечины. Стэн медленно взял
лопату и отодвинул ее в сторону, освобождая облупленную дверцу
шкафчика.
— Эй, Паттерсон, ну ты чего? Не убирай! Отличный же подарок! —
развел руками Томми и тут же, не выдержав, расхохотался, подвывая и
всхлипывая. Вслед за ним грохнули остальные, смех прокатывался по
раздевалке, бился в стены, захлестывал с головой.
— Да, парни, спасибо. Я оценил, — с усилием растянув губы в
улыбке, Стэн небрежным жестом похлопал лопату по черенку. —
Солидная штука.
Лопата действительно была дорогая — глянцевая черная сталь,
полированная рукоять, даже пластиковое навершие с креплением на
случай, если рачительный хозяин захочет повесить инструмент на
крюк. Кто бы ни выбирал подарок, к заданию он подошел со всей
ответственностью.
Но мать же твою. Твою гребаную мать.
Трясущимися руками Стэн начал расстегивать рубашку. Чертовы
пуговицы выскальзывали из пальцев, как намыленные.
Еще неделю назад все было нормально. Стэн ремонтировал машины,
трепался во время ланча с мужиками и даже неплохо поладил с
начальством. Кауфман приветливо кивал ему при встрече и намекал на
премию «по результатам месяца». Совсем не то что в такси. Стэн
начал думать, что в этот раз все будет иначе. Все будет
нормально.
А потом Томми проебал ключ от раздевалки, приехал к Стену за
запасным и сходу вперся на задний двор.
Стэн попытался объяснить. Рассказал, что по-другому не может
спать, рассказал про гребаные бесконечные кошмары. Томми слушал,
сочувственно кивал и приговаривал: «Да все нормально, старик, не
парься, я все понимаю». А через пару часов растрепал всем, кому мог
— художественно и с преувеличениями. И теперь Стэн превратился в
местного, мать его, клоуна. Ну или психа — и непонятно было, что
хуже.
Глубоко вдохнув, Стэн натянул засаленную кепку и сунул за пояс
перчатки.
Ладно, ничего. Это ерунда. Сегодня последний этап конкурса, и
Стэн входит в пятерку лучших по баллам. А значит, через неделю он
свалит из этой задрипанной мастерской к чертовой матери. Да.
Свалит. Стэна ждет настоящая работа — в «Торнадо». И шли бы вы в
задницу, глубокоуважаемые джентльмены, вместе со своей лопатой.
Телефон в кармане завибрировал и Стэн, чертыхаясь, с третьей
попытки расстегнул молнию.
