Тогда я впервые увидел океан. Это был конец декабря, мы вылетали из Внуково, а Москва была завалена снегом и задушена пробками. Чтобы не таскать с собой тяжёлые зимние вещи, мы надели тонкие пуховики и осенние кроссовки на тёплый носок. Перебежками меняли маршрутку на метро, метро на экспресс до аэропорта, и не почувствовали сильного холода (только Оля намочила левый кроссовок, зачерпнув холодной воды из лужи грязного снега), а пройдя паспортный контроль и досмотр, ворвались в дьюти фри и первым делом купили Джим Бим и колы. Мы всякий раз приезжаем к самолёту сильно заранее – раньше мы просто боялись опоздать, а в дальнейшем полюбили сидеть в аэропортах по нескольку часов перед отлётом, выпивать, болтать и рассматривать людей. Летающая публика отличается от простых смертных которые, например, едут с тобой в одном вагоне метро, или стоят в очереди на кассу. Тут, в аэропорту, народец крупнее, богаче и движутся они от магазина к магазину, словно их не самолёт в скором времени унесёт, а они сами умеют летать и очень горды этим. В основном такой вид у русских людей. У меня, думаю, тоже такой вид. Русские, как мне кажется, долгое время были всего лишены и унижены, и только недавно смогли сравнить себя с европейцами, или американцами и скачок до уровня западного мира пришлось преодолеть очень быстро, вот он и отразился на лицах и поведении людей из России. В Европе, конечно, не так – там люди привыкли к комфортной жизни и пользование самолётом для них дело обыденное и не дорогое.
Конечно, среди этих возвышенных русских иногда попадаются малобюджетные рейсы в Таджикистан, например, или ещё куда-то туда, и тогда по залу начинают расхаживать обнявшись шершавые мужики с открытыми ртами и шапками с надписью Россия, висящими только лишь на макушке. А этим, простым работягам, хоть бы хрен. Плевали они на гламур и всё прочее. Они настолько просты, что свободно могут пялиться на жопу твоей жены и даже не замечать что ты гневно и с угрозой смотришь в их сторону. Они слушают на телефоне песни своего народа и эти песни, конечно же, страшно бесят всех окружающих, как и сам факт их прослушивания громко и на телефоне, но никто не скажет им. А таджики, в свою очередь, не сомневаются, что они на гребне жизненной волны и, в принципе, у них нет никаких сомнений и стыда по какому-либо поводу. Как видно, я тоже скептически настроен в их адрес, скрывать нечего. Но они также являются частью аэропортового колорита, который мы с Олей любим наблюдать, выпивая виски из бутылки, обёрнутой пакетом, запивая колой и зажевывая не самым вкусным холодным сэндвичем. За огромным панорамным окном уже чернеет зимний вечер и сквозь снег видно, как садятся и взлетают самолёты, а после посадки медленно и тяжело катяся к пассажирскому рукаву, торчащему из стены второго этажа, как хобот муравьеда, готовый высосать из утробы самолёта человечков. Мы нашли свободные строенные кресла и в этой части аэропорта было спокойно, только малолетка таращился в окно, а папаша его пас, придерживая за капюшон кофты. Когда я чувствую первый приход от бурбона, у меня теплееют ноги и звуки притупляются. Наш отдых начался, как мне кажется. Теперь точно можно расслабиться и ближайшую неделю не думать ни о чем. Выпив ещё по разу мне захотелось разговаривать о детстве.
–Болит? – спрашивает Оля, когда я поморщился и слегка качнул туловищем из стороны в сторону.
– Нормально, – говорю. Хотя спина мучает уже несколько дней. Но теперь я к этой боли отношусь по другому, так как примерно месяц назад случайно прочитал статью очередного жулика про психосоматику и пришёл к выводу, что скорей всего спина болит не от того, что я, как папа Карло, батрачу на работе, а от нервов и всяких там переживаний. Значит, как утверждает этот писака, я на подсознательном уровне взвалил на себя какую-то ответственность и тащу её, бесполезную, как верблюжий горб. Несколько ночей я ворочался и пытался понять, что это за ответственность такая, которую я тащу? Работа моя что ли? Поганые отношения с мамой? Или жена Оля? Не понял пока, хотя, это может и что-то другое, до чего пока сам не могу докапаться.
