Знаете, что меня по-настоящему заводит? Акция на зеленый горошек
в канун Нового года. Три банки берешь – четвертая в подарок. Не
хочу хвастаться, но я купила девять, то есть волокла домой все
двенадцать: на оливье, на винегрет, на салат столичный, на подарки
друзьям и детям под елочку. Господи, если серьезно, то чем я
думала, загребая заветные жестянки на кассе Перекрестка?
В момент, когда в хлипком пакете разошлось дно, и вся моя добыча
разлетелась по асфальту, в голове пронеслась шальная мысль:
«Я же ненавижу оливье!».
Тяжело вздохнув, посмотрела на раскатившиеся в разные стороны
банки и выругалась. Да и плевать, что мы такое не едим, отправлю
посылкой в какую-нибудь голодающую страну. Я на этот чертов
горох сама заработала. Сама купила. Сама сложила в бумажное
недоразумение с тонкими ручками. И приволоку домой тоже сама, чего
бы это ни стоило.
В радиусе километра ни единого магазина, чтобы купить новый
пакет или сумку, зарядка на телефоне села и такси не вызвать, а
потому оставалось только одно: сложиться на асфальте буквой Г, и,
по очереди поднимая банки, прятать их себе за пазуху. Фигура моя
расплылась, и, в конце концов я стала походить на шар на ножках. Не
женщина, а чупа-чупс.
Самое время, чтобы подвести итоги года:
Муж ушел к лучшей подруге – плохо.
Зато похудела как горная лань – хорошо.
Купила детям огромную елку, которую может собрать даже такой
чайник как я – хорошо.
Елка оказалась белого цвета, и я не смогла сдать ее обратно –
плохо.
Нагребла дешевого горошка по акции – хорошо.
Никто в семье, кроме бывшего, не ел эту гадость. Это было не
только плохо, но еще и немножко «на хрена?!».
Наконец я выпрямилась и, поддерживая огромный живот рукой,
побрела в сторону дома. Я была так сосредоточена на поиске ровной
дороги, что не сразу заметила припаркованный на перекрестке
инфинити черного цвета, очень похожий на… да нет, быть не может. Я
растерянно качнула головой в сторону, убеждая себя в том, что
бывшему тут делать нечего. И кажется успокоилась, и впрямь,
почудится же?!
Горошек во мне радостно булькал при каждом резком движении,
норовя снова сбежать на свободу. Еще метр позади, осталось
преодолеть каких-то пару квартала и я дома. Господи, Элли в страну
Гудвина добиралась быстрее, чем я в свою типовую девятиэтажку.
Наконец дошла до светофора и поравнялась с черной машиной.
Чувство самосохранения подсказывало мне не поворачивать голову
влево и не смотреть в лицо водителю, если он вообще там был.
Впервые в жизни я прислушалась к инстинкту и замерла на месте, до
рези в глазах вглядываясь в светофор. Справа остановился мужичок,
который, судя по ароматному амбре, начал отмечать Новый год прямо с
утра, опытно запивая водочкой овсянку.
- Мадемуазель, - стервец почувствовал, что у меня в куртке
прячется достойная закуска для его коктейлей и начал заигрывания,
отчаянные и беспощадные.
Я закашлялась, когда меня обдало облаком перегара, и
инстинктивно отвернулась в сторону, туда, где стоял инфинити.
Машина была пуста. Можно выдыхать. Немного облегченно,
немного разочарованно.
Наконец загорелся зеленый, случайный попутчик зачем-то протянул
мне руку и позвал:
- Проводить красавицу?
Красавица испуганно дернулась в сторону, подвернула ногу и
подкошенным деревом рухнула вниз. Во время падения куртка моя
распахнулась и оттуда, как из матрешки, посылалась жестяная
требуха. Судя по тому, как быстро намокал мой зад, я не элегантно
присела на бордюр, но плюхнулась прямо в грязевую жижу.
Банки, как в арт-хаусном фильме катились по дороге, вслед за
ними бежал тот пьяненький мужичок, радостно зачитывая Отче наш.
Уверена, с нетрезвых глаз, он увидел во мне Деву Марию, щедро
одаривавшую все странников консервацией.
