Измена. (не) позволю себя вернуть

Я вдруг просыпаюсь посреди ночи с бешено бьющимся сердцем. Тревога душит так сильно, что дышать получается урывками.

Жадно глотая воздух, нащупываю под подушкой телефон. На часах три тридцать. В окно спальни бьет яркий лунный свет. Беру с прикроватного столика стакан воды и опустошаю его наполовину.

— Руслан… — поворачиваюсь к мужу, чтобы нырнуть к нему под бок, уткнуться носом в его крепкую горячую грудь и уснуть.

Не знаю, как это работает, но рядом с ним я ничего не боюсь. Он мой защитник. Моя стена, что не дает невзгодам обрушиться на мою голову.

Люблю его безумно и доверяю полностью.

А его рядом нет, хотя спать ложились вместе. И в ванной свет не горит.

Странно.

Как только собственное сердцебиение успокаивается и больше не шумит в ушах, до меня долетают еле ощутимые вибрации. Это муж с кем-то говорит на первом этаже.

Моя тревога вспыхивает огромными красными лампами, и без халата или тапочек я прямо босиком и в ночной рубашке на цыпочках бреду к лестнице.

Не хочу шуметь, чтобы не разбудить Киру. Малышке завтра, вернее, уже сегодня в садик вставать.

По лестнице я тоже спускаюсь как сапер. Стоит мне ступить на пол первого этажа, как в нос бьет резкий запах сигарет.

Не поняла. Руслан же не курит.

По вискам как будто кувалдами бьют, пока я крадусь на кухню. Из щели дверного проема льется тонкий луч света, а еще свежий воздух вперемежку с дымом сигарет.

Я подхожу к двери вплотную и кладу на нее обе ладони, ледяные от плохого предчувствия. И уже толкаю ее вперед, как…

— Не скули, кому сказал! — резко говорит Руслан, и я дергаюсь, только моментом позже понимая, что этот приказ адресован не мне, ведь меня он пока не видит.

Я знаю своего мужа десять лет, и по одному только голосу могу сказать, что он очень-очень зол.

Вопрос на кого? С кем он может общаться в такое время, и тайком от меня?

— От меня ты так точно ничего не добьешься, — продолжает говорить с кем-то муж по телефону. — Либо ты прекращаешь наматывать сопли на кулак, и мы как взрослые люди все решаем, либо ты идешь на хрен. Усекла?

Ох…

Я замираю и перестаю дышать. Усекла? Значит, он говорит по телефону с женщиной. Мне не по себе до легкой тошноты и ватных ног. Это что такое происходит?

Нет. Нет. Нет!

Не может мой муж, закрывшись на кухне в три часа ночи говорить с другой.

Обмахиваю лицо ладонями, чтобы прогнать непрошеные слезы, и не понимаю, как поступить. Зайти на кухню и прервать его разговор с незнакомкой, зная, что он в плохом настроении? Или дождаться конца беседы, и все дослушать?

— Не понял, — он зло смеется, и от этого смеха у меня кровь в жилах стынет. — Ты что, решила пригрозить мне тестом ДНК?

Мир под ногами только что пошатнулся и пошел огромной трещиной. Моя жизнь — тоже. Я чувствую, как семья, которую я начала строить вместе с Русланом довольно рано, в восемнадцать лет, опадает. Кирпичик за кирпичиком.

Мы познакомились и поженились в один год. Муж сам говорил, что эта была любовь с первого взгляда. Про нас шептались, мол свадьба по залету и это я его тащила в ЗАГС.

А Кирюша родилась только на четвертый день совместной жизни, когда мы купили в ипотеку первую квартиру и у нас было свое, пусть небольшое, но семейное гнездо.

Декрет и рождение доченьки для Руслана оказался стимулом. Пока подруги жаловались на то, как отцы их детей просиживают штаны, играя в танчики и отмечая рождение ребенка за бутылкой пива с друзьями, Руслан стал работать в два раза больше.

Кира росла беспокойной малышкой, могла часами висеть на груди, много плакала и плохо спала. Бывало, что муж, не поспав и минуты за ночь, потому что помогал мне, снова уходил на работу с черными мешками под глазами.

Он никогда себя не жалел. Никогда. И надо сказать, что ему за это воздалось.