Пять лет назад мой отец совершил ошибку.
Никто не смеет спорить с Ветром. Но каждый герой мечтает убить
монстра. Мой отец был героем.
А ещё он был дураком.
Я стиснула гребень так сильно, что побелели пальцы. Подняла,
чтобы в восемьдесят восьмой раз, как и подобает невесте, провести
им по мерцающим золотом в предрассветном мраке волосам… и запустила
в зеркало.
Невеста…
Это насмешка, не более. Меня принесут в жертву, а белоснежный
ритуальный наряд станет саваном.
Невеста… Я не невеста Ветра, я – откуп. Откуп за дерзость, за
глупость, за ошибку отца. Он не отпустил бы меня на свадебный пир.
Перерезал бы горло, чтобы алые капли вплелись в вышивку на вороте
платья, петлёй захлёстывающую шею. Папа спас бы меня от чудовища!
Если бы был жив…
Пять лет назад он дерзнул выступить против монстра. Ветер
испокон веков мучал наш город, забирал всё, что ему приглянется,
брал, не спросив и не заплатив. Мы терпели. Мы привыкли терпеть,
как терпели наши деды и прадеды. Лучше бы мы терпели и дальше!
Лучше бы страдал весь город, но папа… папа остался жив.
Трещины на зеркале разделили моё мертвенно бледное лицо на части
– дурная примета. Но что мне теперь приметы?! Как заворожённая, я
потянулась к стеклу и отковырнула осколок. Острый. Острее ножа.
Поднесла осколок к шее.
Монстру показалось мало убить наглеца. Он спустился с гор и
ступил на нашу… на свою землю. Он был высок и страшен, а
серебристые виски смотрелись воинским шлемом на чёрных волосах. Он
швырнул голову моего отца на помост и наступил сапогом.
- Вы и правда настолько глупы? – усмехнулся он. – Вы послали не
отряд, не опытных бойцов, а торгаша с кинжалом?
Мы послали не торгаша. Мы послали героя. И мы его потеряли.
Городничий плюхнулся на колени и заскулил от ужаса. Он скулил
куда громче, чем выла мать в толпе.
- Я хочу жену этого идиота.
Толпа отхлынула в стороны, как вспугнутые мухи.
- Нет! Мама! Мама!
Но крик сопливой девчонки заглох в согласном ропоте:
- Лерий совершил ошибку! Его семья заплатит! Справедливо!
Справедливо! Справедливо!
Справедливо… Справедливо ли отдать одну дрожащую от страха
женщину на растерзание чудовищу, чтобы отвести гнев от целого
города? Для меня – нет.
Но никто не смеет спорить с Ветром.
Я кричала и умоляла:
- Помогите! Кто-нибудь! Мама! Остановите же его!
Никто не слушал, а чьи-то сильные руки держали меня за
локти.
Что он сделает с ней? Надругается? Разорвёт на части? Унесёт в
своё логово на горе, как случалось с жертвами испокон веков?
Он хищно шевельнул бровями и потянулся к ней.
- Не-е-е-ет! Мама! – Никому было не удержать меня на месте. У
гончара до сих пор остался шрам от зубов, когда он попытался
скрутить меня, тощую и мелкую. – Забери меня! Я расплачусь за
него!
С силой, каковой никогда в себе не помнила, я оттолкнула мать в
сторону, а она лишь слабо шевельнулась, так и не решившись меня
остановить.
- Забери меня, господин! – твёрдо произнесла я, сжимая
кулаки.
Он протянул ко мне смуглую лапищу, стиснул подбородок и покрутил
из стороны в сторону, рассматривая, как товар. Презрительно
бросил:
- Совсем девчонка. На кой ты мне?
- А на кой тебе моя мать?
Дерзкий взгляд ли, твёрдость слова, упрямо наморщенный лоб –
боги знают, что привлекло его тогда. Но Ветер сжалился. Его
встопорщенные от ярости брови разгладились, серьга в ухе,
завершающаяся остриём, задумчиво качнулась, насмешка сквозила в
хриплом голосе.
- Сколько тебе?
Я процедила:
- Пятнадцать.
Достаточно, чтобы защитить тех, кого люблю. Тех, кто остался в
живых.
- Смелая. Люблю играть со смелыми. А ведь лет через пять ты
станешь настоящей красавицей, - снисходительно протянул мужчина. –
Что ж, я приму в оплату твою жизнь. Пять лет вы не увидите меня, а
потом я вернусь за тобой, девочка. А чтобы к тому времени ты не
решила сбежать, прими от меня подарок на помолвку.