Магдалена:
- Бей её! Бей ведьму проклятую! Вот мы ужо ей устроим! Ужо забоится
она нас! На костёр её!
Крики
разъярённой и уже не управляемой толпы слышались всё ближе и ближе.
Как же они мне надоели… Снова одно и то же…
Я с большим трудом
оторвалась от очередной главы «Взаимосвязи внешней энергии и
внутренней сути всех вещей» профессора Антира Заведонского[1],
толстенного древнего трактата о магии, который с интересом читала
последние пару-тройку часов, устало вздохнула, с сожалением
отложила интересную книгу, привычно взяла в руки веник-самобой и
половник-головомёт и, накинув на цветное льняное платье легкую
вязаную кофту (все же уже конец лета, к вечеру всегда ощутимо
холодает), неохотно вышла из своих «ведьминских» покоев.
Встав на крытом
крыльце с резными балясинами, я с раздражением и некой
заинтересованностью прислушалась к творящемуся за воротами
безобразию и по голосам попыталась определить заводилу.
Ну конечно, как
обычно столичными волнениями руководит Пашка, вдовий сын. Именно
его так легко узнающийся громкий бас чаще всего слышался в толпе. И
чего его матушка после похорон мужа сразу аборт не сделала? Не
мучалась бы сейчас с таким сыночком-болваном, соседей не стыдилась
бы.
И не понимает же,
дурень, что ни одна, даже ведьмой приворожённая, принцесса больше
недели (и это ещё рекорд!!!) с ним жить не станет! Нужен ей
какой-то бездельник! Ладно бы, красавцем был, а то мелкий, щуплый,
ленивый, ходит вечно в одежде с чужого плеча, явно отданной ему из
жалости, лицо широкое, простоватое и рябое, ноги короткие и кривые,
руки как снеговые лопаты, мозгов в его непропорционально большой
голове отродясь не было.
Единственный плюс
– грамотный. Но как раз из-за этого все и беды. Был бы обычным
деревенским мужиком, расписывающимся крестиком, выбрал бы себе безо
всяких экивоков невесту из сирот, что за любого пойдут, лишь бы с
голоду не умереть, и не измывался бы ни над матерью, ни над
односельчанами, ни надо мной. Но нет. Научили его грамоте в
сельской школе на свою беду.
Он, глупец, сказок
детских поначитался, посчитал их прямым руководством к действию и
начал фантазировать себе не понять что, каждую неделю разные
сюжеты сказочные вспоминать.
То Емелей зовётся,
печку домашнюю, словно лошадь, обуздает и пытается ездить
заставить, неделями ищет щук волшебных, говорящих, всю рыбу в
соседних прудах распугал, рыбаки уже стонут, говорят, прибить его
готовы.
То принцем
прекрасным себя вообразит, ходит по деревне надменно, словно и в
самом деле отпрыск царёв, слова через губу цедит, на соседей, даже
тех, с кем раньше выпивал, не глядит, вышагивает медленно и чинно,
нос к небу высоко задрав, а чужая одежда за ним по пыли волочится,
будто потрепанная мантия царская. Часто из-за того, что под ноги не
смотрит, на подол своего кафтана сам же и наступает, в канавы или
лужи падает, грязью мажется, но мозгов ему это, увы, не прибавляет.
Встает, отряхивается и снова принца изображать из себя
начинает.
А то
Иваном-дураком себя посчитает, в очередной раз пытается поймать
сказочных Сивку-Бурку или Конька-горбунка. Насчёт прозвища-то
спорить никто не берётся. Очень оно ему подходит, прямо в самый
раз, как под него придуманное. А от перемены имени суть-то не
сильно изменится. Вот стольные крестьяне и не пререкаются с ним,
покорно зовут Иваном, когда ему эта блажь в очередной раз в голову
стукнет, а сами втихомолку у виска пальцем крутят и лошадок своих
низкорослых от греха подальше крепко в стойлах запирают. Мало ли
что дурню в голову взбрести может. Ищи потом и его, и лошадей.
