Город был раной, открытой и гниющей под покровом ночи. Неоновые вывески мигали, как больные глаза, их свет отражался в лужах, оставленных дождём, создавая иллюзию другого мира – мира, где цвета были ярче, но души холоднее. Жан шагал по узким переулкам, его тяжёлые ботинки чавкали по мокрому асфальту, эхом отдаваясь в тишине. Чёрная кожаная куртка облепила его тело, капюшон скрывал лицо, оставляя видимыми только глаза – тёмные, пустые, как бездонные колодцы. Ему было двадцать, но в его взгляде уже таилась усталость, будто он прожил столетия.
Жан жил один в старой квартире на шестом этаже заброшенного дома на окраине. Стены, покрытые облупившейся краской, пахли сыростью, окна всегда были закрыты тяжёлыми шторами, пропускавшими лишь тонкие лучи света. Днём он работал курьером, развозя посылки на ржавом велосипеде, чьи колёса скрипели, как кости. Работа была рутиной: взять коробку, доставить, получить подпись, забыть. Деньги уходили на еду и аренду, но душа его голодала. Ночами он искал спасения в тенях города – в клубах, где музыка била в грудь, в переулках, где кулаки встречались с плотью в коротких вспышках насилия.
Этой ночью он направился в «Адский Огонь» – клуб, где собирались такие же, как он: одетые в чёрное, с пирсингом и татуировками, с глазами, полными мрака. Музыка гремела, басы колотили, как второе сердце. Жан протолкнулся к бару, заказал пиво у бармена – старика с шрамами на руках, который смотрел на него, как на призрака. Он сел в углу, держа холодную бутылку, и наблюдал. Тела двигались в полумраке, их лица растворялись в свете стробоскопов, как в кошмаре.
У бильярдного стола вспыхнула ссора. Двое парней кричали, их голоса тонули в музыке. Один толкнул другого, и тот врезался в стол Жана, опрокинув пиво. Жан встал, не говоря ни слова. Его кулак нашёл челюсть нападавшего с глухим хрустом. Второй парень бросился на него, но Жан был быстрее – он схватил его за горло, прижал к стене. Драка выплеснулась на улицу, в переулок, где асфальт блестел от дождя. Кровь брызнула, тёплая, липкая, стекая по его рукам. Жан бил, пока противники не затихли, лежа на земле. Он слизнул кровь с костяшек, чувствуя, как она обжигает язык. Впервые за день он улыбнулся.
Домой он вернулся под утро. Квартира встретила его холодом и тишиной, нарушаемой лишь скрипом половиц. Он сбросил куртку, подошёл к зеркалу. Лицо было бледным, под глазами – тени, как синяки. На плече виднелась первая татуировка – спираль, вырезанная в коже год назад. Он провёл пальцем по ней, ощущая лёгкий зуд. Что-то внутри шевельнулось, как шёпот, далёкий и манящий.
Жан лёг на кровать, но сон не шёл. Мысли кружили вокруг тьмы – не просто отсутствия света, а чего-то живого, зовущего. Он читал книги о демонах, смотрел фильмы о проклятиях, но это было не то. Он хотел большего – чего-то, что заполнит пустоту, грызущую его изнутри. Мир был клеткой, люди – слепыми узниками. Он ненавидел их за это, ненавидел их серость, их ложь. Он хотел вырваться.
На следующий день работа была адом. Он крутил педали, пот стекал по спине, посылки падали в руки чужаков. Их лица сливались в одно – серое, безликое. Он доставил коробку в старый дом, где старуха с дрожащими руками подписала квитанцию. «Будь осторожен, мальчик», – сказала она, глядя на татуировку, выглядывающую из-под рукава. Жан усмехнулся, но её слова застряли в голове, как заноза.
Вечером он вернулся в клуб. Музыка, дым, тела. Девушка с чёрными волосами и пирсингом в губе подошла к нему. «Ты всегда один?» – спросила она, её голос был низким, с хрипотцой. Жан пожал плечами. «Так лучше». Она улыбнулась, но он отвернулся. Ему не нужна была компания. Ему нужна была тьма.
