Ньют
В тот день, когда убили его родителей, шел снег.
Несчастный случай – так потом сказали. Но мальчик был там и знал, что это неправда.
Началось все со снега – будто серое небо послало холодящее душу знамение.
Как же они тогда удивились! В городе уже давно лютовал удушающий зной. Месяц за месяцем, год за годом – в бесконечной череде дней были лишь жара, голод и боль. Семья мальчика выжила. Утро дарило надежду, но потом наступал день, и все повторялось: поиски еды, стычки между выжившими, леденящие душу звуки. Долгие жаркие дни сменялись безмолвными вечерами, когда можно было сидеть и смотреть, как мир медленно растворяется в темноте. Вот только никто не знал, наступит ли завтра.
Иногда к ним забредали шизы – тем-то было все равно, что день, что ночь. О них никогда не говорили ни папа, ни мама, ни он сам – ведь есть же поверье: «помяни черта, он и появится». Только Лиззи – вдвое младше и в столько же раз храбрее брата – не боялась поверий.
Малышка Лиззи.
Мальчику полагается быть смелым; это он должен успокаивать сестренку: не бойся, Лиззи, подвал на замке, света нет. Плохие люди нас не найдут. Но слова не шли. Тогда он просто обнимал ее, как обнимают любимого плюшевого мишку, а она похлопывала его по спине. От нежности сжималось сердце. Он клялся себе, что никогда не позволит шизам ее обидеть, и жаждал вновь ощутить прикосновение маленькой ладошки.
Часто они так и засыпали в дальнем углу подвала, на старом матрасе, который отец сволок вниз по лестнице. Мать еще укрывала их одеялом, будто назло жаре и Вспышке, которая разрушила их жизнь.
Но в то утро их ждало нечто удивительное.
– Дети! – раздался мамин голос.
Мальчику снился футбол: мяч катился по зеленой траве прямехонько в пустые ворота безлюдного стадиона.
– Скорее идите сюда!
Мама стояла у единственного в подвале окошка. Доска, которую отец каждый вечер прибивал к окну, лежала в стороне. На мамино лицо ложился мягкий сероватый свет, а глаза восхищенно сияли. Она уже очень давно так не улыбалась.
– Мама, что? – пробормотал мальчик, вставая.
Лиззи протерла глазки, зевнула, потом побрела вслед за ним.
Ему помнилось: вот он под оглушительный храп отца подходит к окну и смотрит на пустую улицу, щурясь от дневного света. Небо затянуто облаками, что само по себе огромная редкость. Однако что это? Из серой вышины летят снежинки. Они кружатся, будто в танце: вспархивают, вопреки закону притяжения, и вновь опускаются.
Снег.
Снег?
– Какого черта! – пробормотал он, потому что отец часто так говорил.
– Мамочка, почему снег? – спросила Лиззи. Полусонные глазки сияли таким восторгом, что сердце защемило. Он мягко потянул ее за косичку – все-таки насколько же с Лиззи веселей.
– Из-за вспышек, – начала мама, – погода в мире перепуталась. Вот и снег. Красиво, правда?
Лиззи радостно вздохнула.
Кто знает, доведется ли еще увидеть такое. Снежинки вихрились, падали и таяли, едва коснувшись земли. Стекло усеяли капли.
Они стояли и смотрели на картину за окном, когда по стеклу скользнула чья-то тень. Рассмотреть, кто это, мальчик не успел – в дверь наверху требовательно постучали. Стук еще не стих, а отец уже вскочил на ноги.
– Кто там? – хрипло спросил он.
– Не разглядела. – Радость на мамином лице сменилась привычной тревогой. – Открыть?
– Нет, – бросил отец. – Подождем, может, уйдут.
– А вдруг дверь выломают? – прошептала мама. – Подумают, что дом заброшен, будут еду искать. Я бы и сама так сделала.