Зима все не наступала.
Днем притихшее королевство заботливый Декабрь укутывал в снежную
шубку. Щедро сыпал он пушистых снежинок на крыши, выбеливая красную
глиняную черепицу; ветрами разносил колкие снежные иглы по улицам,
заставлял веселым роем плясать перед золотыми окнами, загорающимися
вечером. Натирал добела загорающиеся первые звезды.
К ночи разыгрывалась настоящая вьюжная метель, поющая тонким
голосом в бархатном синем небе над городом, танцующая, кружащаяся
беспечно вокруг шпилей, перепрыгивающая с башенки на башенку. Она
хвасталась своей новой пышной юбкой, крутила резные флюгера и
хлопала бьющимися на ветру королевскими флагами.
Метель тонкими пальцами щелкала по колоколам на самой высокой
королевской башне, и они переговаривались оживленными звонкими
голосами, порядком продрогнув. Остро пахло морозом и холодной
свежестью, как пахнут лед и снег в самую лютую стужу. Река,
огибающая крепостные стены города, белела, неся в своих
угольно-черных водах мокрый снег и тонкие пластинки льда,
позванивающие, как серебряные серьги в ушах Королевы-Зимы.
Люди в домах подкидывали в жарко пылающий очаг поленце-другое,
чтобы согреться, и с надеждой поглядывали в окно, щедро
изрисованное хрустальными прекрасными узорами.
- Ну, пришла зима! – говорила раскрасневшаяся хозяйка,
вытаскивая из жаркой печи пироги. – Завтра надену новую шубку, и
сапоги, которые на ярмарке купила…
Но к утру мороз стихал, и метель, оттанцевав свое, уносилась
прочь, вслед за укатывающейся с небосвода золотой луной.
Рассыпанные ветрами снежинки быстро таяли, с красных черепичных
крыш капало, сосульки тонкими хрустальными нитями свисали с мокрых
подоконников, до самой оттаявшей земли роняя прозрачный бисер
капели, а воздух наполнялся осенним запахом мокрых ветвей, черных
гниющих листьев, плотным ковром лежащих под деревьями.
Белый искристый снег превращался на тротуарах в серую грязную
кашу, хлюпающую под ногами, и город снова становился унылым и
скучным.
Казалось бы – пустяк, мелочь, ерунда. Обычная борьба рыжей
кудрявой Осени, не сдающейся под напором седой суровой Зимы, чьи
долгие косы расчесывал холодный ветер. Быть может, это
противостояние затянулось немного дольше обычного, что в том
такого? Стоит ли эта поздняя капель пристального внимания самого
Короля? Наверное, нет, подумает любой. Есть дела поважнее, чем
слякоть на улицах столицы.
И все было бы так, если бы не одно «но»: каждую ночь Большие
Королевские Часы на самой высокой башне, часы, которым было без
малого пять сотен лет, часы, которые были точны и служили
королевству верой и правдой, никогда не ломаясь и не требуя особой
заботы, отставали ровно на пять минут.
Пели петухи, возвещая рассвет, гремели медными звонками
будильники у министров и главных волшебников, и лишь потом, словно
разбуженные звонкими трелями часов, слившимися воедино, начинали
бить Большие Часы, чуть хрипловато и капельку поспешно.
Над академией Алмазного Сердца зима как будто попыталась
закрепиться. На крышах учебных зданий лежали, не тая, пышные шапки
снега, лес вокруг академии тоже утопал в снегах, голые деревья
тянули черные ветви к хмурому небу. По ночам бураны пели свои
таинственные песни, выстуживая воду в озере у лесной опушки,
покрывая ее тонкой корочкой прозрачного льда. Казалось, что магистр
Аргент каким-то непостижимым образом договорился с капризной
погодой, и Осень отступила от его владений, побежденная его магией,
отогнанная от стен академии его черным узким мечом.
Этой зимой Аргент просыпался раньше Уны, и каждый рассвет он
встречал на балконе, прислушиваясь к далеким звукам просыпающегося
города. Он терпеливо ждал, продрогнув от осенней липкой сырости,
поглядывая на циферблат своих карманных часов, которые носил на
длинной серебряной цепочке, и каждый раз Королевские Часы где-то
вдалеке начинали бить, опаздывая ровно на пять минут, как только
секундная стрелка касалась цифры двенадцать.
