Огромный эльфийский дворец, чёрный, как ночь, нависал над
столицей немым мемориалом, будто бы проливая через край свой
бесконечный холод. Могила для ещё не мёртвых - шпили пронизывали
небо насквозь, оставляя колотые острые раны, будто бы от мечей и
шпаг, там, высоко-высоко, и кровь мелкими каплями падала на крышу,
окрашивая бордово-алым улицы.
Он протянул руку.
Это был всего лишь дождь. Прозрачные капли падали на ладонь без
единого алого пятна, расплывались холодной влагой на ладони и
пропадали.
Замок пылал, будто бы в огне, ореолом собственных грехов.
Невидимые языки пламени подожгли небеса, оставляя по себе только
багровые облака, готовые ссыпаться пеплом на головы горожан.
Дорога под ногами пылала.
На сотни и сотни миль протянулось холодное, немое, мёртвое
королевство.
Он помнил это место совсем другим.
Тут нельзя было верить глазам. Он видел сплошные туманы вокруг и
знал, что тут даже небеса должны рыдать кровью. Всё это - и
цветущие деревья, и дорога, загоревшаяся огнём, - обман зрения. Но
он бывал здесь много сотен раз. Он знал, как оно должно было
выглядеть.
Он ступил на первые камни вспыхнувшей под ногами мостовой, будто
бы ничего не было вокруг - ни боли, ни крови, ни ужаса, тяжело
дышавшего в спину, - и пошёл дальше, равнодушно и медленно.
Там, за спиной, раздался тихий вскрик, но оборачиваться было
слишком поздно. Рыдающие небеса выплёскивали свою боль на них и
умоляли избавить. Вились под стенами дворца чёрные туманы. Рычали
подступающие Твари.
Заходило солнце.
***
Он видел их в своей жизни не раз и не два. Холодные, Далёкие
Туманы в глубинах Долин спрятались тогда, когда ушла Сила, когда
жизнь Златого Леса обернулась против него самого тюрьмой с
открытыми дверьми. Бессмертие в обмен на вечность; их дом стал их
же клеткой.
Далёкие Туманы расползались по стране и прятались в глубоких
пустошах. Множились там, где пылал страх, заполняли собою каждый
миг чужого пространства, убивая в эльфах жажду сопротивления и
жизни. Везде. Всюду. Кровавые, болезненные, отступающие под
кровавыми мечами воинов и силой древних магов, тех, кто родился до
Перерождения, до того, как упал на землю первый листок с деревьев
Златого Леса.
До того, как закончилась их вечность.
Ночь подступала медленно. Она кралась - будто б старалась
застать незаметно, - и пряталась за домами, за огромным дворцом,
выглядывала оттуда осторожно полосками тени, утягивала прячущееся
за тучами Солнце в свою тюрьму.
Слишком рано. Слишком холодно. Слишком тепло.
Он помнил лето в Златом Лесу - то, старое, настоящее лето, когда
вокруг летали тысячи птиц, а сладкое пение наполняло воздух. Когда
повсюду тянулись к солнцу цветы, а на небесах не было ни единой
тучки. Когда среди зелёных деревьев мирно, будто бы такие же,
просто иного вида, возвышались золотые, и листья их сияли и днём, и
ночью, разгоняя мрак эльфийского королевства. Когда не было ни зла,
ни тварей.
Он помнил лето в Златом Лесу и после, когда упали первые листья,
когда зелень чуть приугасла, и приходилось выезжать в Далёкие
Туманы, чтобы загнать тварей обратно. Но он каждый раз возвращался
домой, и это всё было так легко, так просто - игра. Но над Златым
Лесом всё так же прекрасно светило солнце, их короли и королевы
правили ими мудро и честно, и мёртвая вечность больше не имела
значения.
Но теперь он не видел ни солнца, ни цветов - только любимые алые
розы королевы, с ядовитыми шипами, чтобы ни один простой житель не
смог сорвать цветок, осквернить его своими касаниями, чтобы никто
не испортил её любимую аллею - Пылающий Путь.
Кто-то в стороне заплакал. Детский голосок - маленькая девочка,
- и шипение будто бы змей.
Он повернул голову набок и посмотрел на мужчину с ребёнком с
некоторым любопытством. Зелёные глаза Бессмертного вспыхнули
интересом, будто бы столкнулись наконец-то с солнцем.