Этот роман посвящается Ларисе Педенко.
За ее неоценимую помощь в создании книг, за тонкий вкус,
деликатность и чувство такта. За редкое умение незаметно приходить
на помощь.
С благодарностью и любовью
Полина Ром
Кто знает, зачем предки меня вообще на свет рожали. Но по факту
никому из них я не была нужна. Нет, я никогда не голодала, меня
хорошо одевали и покупали все, что необходимо. Только вот времени
поинтересоваться мной они никогда не находили. Никто не ходил на
утренники в детском саду, никто не ходил на собрания в школе. Даже
разговаривали со мной нечасто.
Желая быть кому-то необходимой, я пристрастилась к чтению.
Вымышленные миры давали мне и “друзей”, и “врагов”, и чувство
причастности и нужности.
Финансовой нужды в детстве я не ощущала. Родители были в разводе
еще с моей начальной школы. Но сперва были алименты от отца, вполне
нормальные, а потом пенсия по утрате кормильца и деньги от сдачи
его жилья.
Еще лет в двенадцать я поняла, что семьи у меня нет и никогда не
было. В пятнадцать моих, с разницей в два месяца ушли из жизни
бабушка и мой биологический отец. Я его даже помнила не слишком
хорошо, и большое фото у гроба казалось мне совсем чужим. Я не
плакала, а думала, что, может быть, это ошибка, и хоронят чужого
человека? Но рядом молча стояла мама в черной кружевной накидке и
очках от солнца.
Я стала единственной наследницей двух квартир, отца и бабушки,
которую вообще не помнила, а моя мама тогда просто сказала:
-- Хорошо. Скоро ты вырастешь и сможешь жить одна.
Как будто до этого я жила не одна! Но мне уже было плевать на ее
слова.
У нее были подруги, парикмахеры-салоны, путешествия и мужчина.
Дома она ночевала пару раз в неделю. От меня требовалось: оценки не
ниже тройки, не курить и в 22-00 быть дома. Так что в мои
восемнадцать, когда она погибла в аварии, особого трагизма я не
испытывала. Просто еще одни похороны. Ими занимались какие-то
женщины с ее работы. Они вздыхали и хвалили меня за крепкие нервы,
желали не отчаиваться и прочие благоглупости. Для меня же
практически ничего не изменилось. Я всегда была в этом мире
одна.
Нет, конечно, у меня были друзья-приятели в садике, а потом и
подруги в школе. Но я всегда держала внутреннюю границу. Посидеть в
кафе, потрепаться и посплетничать? С удовольствием! Пригласить к
себе домой и устроить вечеринку? Ни-за-что!
-- Я тебе, Ленка, прямо завидую. Умеешь ты на своем настоять, –
Катерина была одной из самых приятных в общении знакомых, и я с
любопытством спросила:
-- Чему завидовать-то, Кать?
-- Я вот так не могу. Иногда упираюсь, но если чувствую, что
кто-то обижается, отступаю. А ты – прямо кремень! У меня в этом
году осенью собирались. Ковровое покрытие в двух местах прожгли,
хотя я и просила не курить в комнате. И никто не сознался. А оно
новенькое.
Я только пожала плечами: для меня отказ в какой-то неудачной
просьбе никогда не был проблемой.
После отца ко мне перешли две двушки: его собственная, в хорошем
старом доме с приличным ремонтом, и его матери, унаследованная им
буквально за два месяца до. Их я сдавала, а жила в квартире,
оставленной мне мамой – просторная двушка, где моей была
“маленькая” комната в двадцать квадратов. В комнату матери я
заходила раз в месяц, просто смахнуть пыль.
В девятнадцать лет у меня случился бурный роман, сумасшедшая
«любофф» накрыла меня с головой, и я полностью утратила способность
мыслить критически. Совместная жизнь в моей квартире не задалась. Я
принялась готовить и наводить уют, но очень быстро устала от
бытового идиотизма «любимого». Носки по квартире и зеркало в
разводах будили во мне «зверя». Я ворчала, мы ссорились. А его
нежелание даже чашку за собой убрать поставило точку в отношениях.
Я устала слушать лекции о том, что быт – это женская епархия и «ты
же не работаешь, чем тебе еще заниматься?». Кроме того, очень не
кстати подоспела беременность, хотя он всегда утверждал, что «все
под контролем». Добавились вопли на тему «…хочешь запихать пузом в
ЗАГС…».
