Трррр.
Снова забилась.
Трррр.
Я отпускаю рычаг и смотрю, что на этот раз. Преодолевая лень, открываю крышку газонокосилки. Травы совсем ничего. Даже на одну хапку не хватит. Это очень расстраивает. Я с нарастающей злобой выкидываю все травинки и рукой брожу по внутренностям моей рабочей машины. Это снова камень. Уже 9 на сегодня. Маленький, твердый отпрыск горной системы изо дня в день заставляет меня делать гимнастику. Вниз, поработал кистями рук, вверх-вниз, поработал кистями рук, вверх. Я беру камешек, подкидываю его с пафосом несколько раз в воздухе, затем встаю в позу и бросаю вдаль, как будто я на чемпионате мира по бейсболу. Я слышу душераздирающие крики и овации болельщиков, начинаю им кланяться и танцевать победный танец. Все это я делаю только для них, мне не сложно взять чемпионский кубок, всего лишь газонокосилка заглохла. Но это не мешало мне с искренностью исполнять танец.
– Эй, танцор, я вижу-тебе очень весело. Я рад за тебя. Трава сама не подстрижется, знаешь ли. Так что живо за работу, – грозный голос прерывает мой триумф. Все, что мне остается, это приняться за дело.
– Да, босс, извините.
Он с удовлетворенной ухмылкой разворачивается и уходит по своим делам. Я провожаю его взглядом. Сколько работаю здесь, а даже не знаю о нем ничего. Только то, что он одевает одни и те же белую футболку с изображением боксера на ринге и клетчатые коричневые шорты до колена. Носки всегда высоко подтягивает, подчеркивая свои мокасины. И всегда берет из дома с собой заварные эклеры. Может, поэтому он такой упитанный и постоянно потеет. Если закрыть глаза, то его образ мне представляется очень смешным: толстяк, у которого смешались крем с потом на лице, старается выдавить из себя построже нотки командования. Но и, естественно, невозможно не представить как мной брошенный камень случайно попадает ему в затылок. И он, медленно повернувшись вокруг своей оси, с полным ртом еды выносит мне выговор. Я смеюсь. Правда, очень забавно представлять такие ситуации с подобными людьми. Тане бы тоже было весело. Но эти начальники следят за мной, поэтому можно лишь мечтать. Я зажимаю одной ладонью рычаг, второй дергаю на себя веревку пуска. Газонокосилка продолжительно начинает реветь, я отпускаю пуск. Слышу первые звуки уничтожения травинок. Они с быстрой скоростью поддаются лезвию и залетают в предназначенный для них ящик. Они плачут, что их разлучили с семьей. Но я благородный, я даю им шанс встретиться с родственниками. Срезаю их под корень, чтобы их настигла мгновенная смерть. Я отправляю траву в лучший мир. Он мягок и ароматен. Через год они вернутся, заселив землю. Можно это назвать повторным возвращением инопланетян или возрождением мертвецов, как было бы в фильме. И я сразу иду на помощь человечеству. Я настолько могуществен, что несу апокалипсис и миру насекомых. Мое орудие уничтожения забирает жизни многих вредителей. Жалко, что погибают безобидные божьи-коровки и муравьи. Но это война. Если ее допускают, то страдают в первую очередь невинные жители. Настал их судный день. Разоряю их кров, привожу к бегству, даю познать муку потери. Я-бог, который под кнутом начальства должен так поступать. Вот так проходят мои дни. Богатый воображением разум не дает умереть со скуки. Я могу часами придумывать различные истории или воспроизводить ситуации, в которых я не обычный газонокосильщик, а что-то большое. Убийца газона или маньяк букашек – все что угодно, спасающее от действительности. Это по-детски, но, по крайней мере, звучит лучше, чем прислужник высокомерного жиртреста с одним лишь желанием – не попалось бы под лезвие кошачье или собачье дерьмо. Все, что угодно придумывать, только бы не осознавать своего жалкого положения. Вся жизнь современного человека: ненавистная работа, успокаивающая еда, ищущий разнообразие секс, приключенческий алкоголь. Но больше всего меня заботит, что я вожусь тут с травой и букашками, а кто-то с превеликим удовольствием помыкает мной, толком ничем существенным не занимаясь. Да-да, это я про толстяка говорю. Вечно ему что-то не нравится: там неровно проехал; там не должна валяться трава; там лишний раз не отвлекайся. Меня, конечно, его замечания мало волнуют, но иногда хочется задать вопрос "С какого хера?". Но слезами горю не поможешь. Он там, а я здесь. Он в руках держит плетку, а я тащу телегу. Он жрет до потери пульса, а я замечаю, что у него остатки пищи присохли вокруг рта. Он ломает под собой стулья, а я пытаюсь ломать систему.
