Первый раз они поссорились ещё в Иматре. Вера хотела
позавтракать бутербродами с копчёным палтусом в придорожном кафе,
но Антон сказал: «Отравишься, до самого Рованиеми будешь дристать».
Вера проглотила эту вопиющую грубость, но затаила обиду. Полгода
назад, когда между ними всё только начиналось, авторитарность
Антона казалась проявлением заботы, но со временем стала напрягать.
Вторая ссора случилась в Рованиеми. В сувенирном магазине Вера
запала на белую оленью шкуру, подбитую малиновым в полосочку
ситцем, всего шестьдесят девять евро со скидкой, но Антон скорчил
морду: «Зачем тебе этот вонючий пылесборник?» Вера могла бы
ответить, что на этом пылесборнике хорошо будут смотреться детишки
и животные, которых она фотографирует в фотостудии на Васильевском,
но промолчала: ей вдруг стало противно оправдываться. Шкура
наложилась на копчёного палтуса и портила настроение всю дорогу до
Северного Ледовитого океана, где в маленьком норвежском городке
грянул большой взрыв.
— Я хочу в музей наскальной живописи, — сообщила
Вера.
— У нас времени мало. Не знаю, останутся ли в кемпинге
свободные места, если мы приедем слишком поздно. Как говорил
Суворов, дисциплина…
— Антон, ты не понял! Я хочу в этот музей. Я ещё в
Питере его запланировала. Какой смысл в путешествии, если ничего не
смотреть, не покупать и не пробовать?
— А-а! Я так и думал, что дело в чёртовом палтусе, —
заметил Антон.
И Вера с мрачным удовлетворением высказалась, впервые за то
время, что они были вместе:
— Нет, дорогой, дело не в палтусе, а в тебе! Ты зануда и
тиран! Я даже не помню, из-за чего ты мне понравился, ты вообще не
мой типаж. Ты толстый, скучный, жадный и… и в постели на
троечку!
Антон так резко нажал на тормоз, что сработали ремни
безопасности. Он вышел и выволок из машины ухмыляющуюся Веру:
— Это я-то толстый?! Ты свою задницу в зеркале видела? Ты
пока проветрись тут, погуляй по тундре, подумай над своим
поведением. А потом я вернусь и поговорим, кто толстый тиран на
троечку.
Он швырнул на обочину потёртый рюкзак, оленью шкуру и стартанул,
не жалея покрышек.
— Эй, полегче, толстяк! Тут техники на сто тысяч!
— заорала ему вслед Вера, собирая багаж. — И можешь не
возвращаться, я не пропаду!
Красивая тридцатилетняя женщина нигде не пропадёт, пусть даже у
неё задница пухленькая. Сейчас это модно. Вера подобрала вещи и
легко двинулась по дороге.
***
Она спускалась по горному серпантину всё ниже и ниже, пока за
очередным поворотом не заблестело море — неправдоподобно
бирюзовое и чистое. Его бороздили роскошные яхты спортивного вида,
прогулочные катера, набитые туристами, и рыбачьи лодки, за которыми
волочились длинные шлейфы жирных чаек. На мелководье кайтеры в
гидрокостюмах ловили ветер воздушными змеями, а на пляже
выстроились в ряд музейные корпуса, похожие на бунгало.
Это Греция, Мальдивы или Новая Зеландия? Нет, это арктическое
побережье между Алтой и Берлевогом — суровая экзотика, дикие
края. Вера, зачарованная видом скалистого фьорда, по-хозяйски
обнимающего морской залив, села на обочину и достала фотокамеру с
широкоугольным объективом. Потом подумала и установила штатив,
наслаждаясь тем, что можно снимать спокойно, без спешки, и никто не
жужжит над ухом. Как же хорошо без зануды Антона!
До музея она добралась вечером. Солнце миновало запад и мчалось
на север, не собираясь падать за горизонт. Июнь, благословенные
безночные дни: солнце катается по небу, как яблочко по серебряному
блюдечку. В кафетерии музея Вера залпом выпила маленькую баночку
холодного пива и одну захватила с собой. По прогнозу ожидалась
геомагнитная буря, а значит, голова будет трещать и
кружиться — как всегда в такие дни. В рюкзаке на этот случай
валялся пузырёк «Хеннесси» из дьюти-фри, но пить его в музее под
открытым небом Вера опасалась: коньяк — вещь коварная, с
трудно уловимой границей между «ой, как хорошо-то» и «упс, я в
ауте». Поэтому — пиво. К нему Вера купила гигантский
норвежский бутерброд с луком, яйцом и селёдкой и поспешила к морю,
предвкушая ужин на пляже среди экспонатов наскальной живописи.
Видел бы Антон её сейчас — упал бы в обморок. Он ненавидел
девушек с пивом. А судя по его потенции он вообще ненавидел
девушек.
