С самого детства я знала, что нельзя
ходить в Картехогский лес. Об этом говорили все в нашем замке. Там
живут эльфы, а они не терпят, когда в их владения вторгаются
люди.
Только вот белые розы росли лишь в
Картехогском лесу, и ничего с этим нельзя было поделать. А я хотела
появиться на празднике летнего солнцестояния в венке из белых
роз.
Мой прапрапрадед – восьмой граф Марч,
смог заключить с эльфами соглашение, и вот уже лет триста наши
народы жили в относительном мире, но все эти года люди все равно
обходили лес стороной, а простолюдины называли Запретным.
Только я все равно мечтала о розах.
Пусть мачеха хоть что говорит, но лилии – это для овечек. И леди
Брина украсит волосы лилиями, и все семь ее дочерей. Об этом мне
рассказала моя служанка – Лита, ей были известны все последние
сплетни в городе. К тому же, лилии – они почти не пахнут. То ли
дело – розы.
Когда я поделилась своими планами с
Литой, та перепугалась не на шутку, и мне пришлось долго ее
уговаривать, чтобы не выдала меня отцу.
- Ничего со мной не случится, -
уверяла я Литту, преградив ей дорогу из комнаты, потому что она так
и рвалась вон. – Дойду до опушки, срежу дюжину цветов и вернусь.
Старый Патрик в прошлом месяце ходил туда и притащил корзину
роз.
- Вот давайте и отправим туда
Патрика, леди Дженет, - взмолилась Лита. – Он старик, такие эльфам
ни к чему. А вы у нас – молоденькая, красивая, эльфы только на
таких и охотятся!
- Да их уже лет двести никто не
видел!
- А папенька ваш?..
Я смутилась, но ненадолго. Никто в
Картехоге не мог меня переспорить, и Литте не удастся. Мой отец
пошел дальше нашего общего предка и заключил с эльфами договор о
мире и торговле. Мы отправляли лесному народу вино и шелк, а взамен
получали драгоценные камни и серебряные слитки.
- Папа тоже не видел эльфов, -
возразила я. – Они только договор подписали, но так и не показались
послам. Может, они нас еще больше боятся, чем мы их.
- Они только одного боятся, -
отрезала Лита, - святой молитвы! А вы отродясь ни одной молитвы
наизусть не заучили! Не пущу я вас, никуда вы не пойдете.
Лита находилась при мне вот уже лет
десять, с тех пор, как умерла матушка. Год назад отец женился
второй раз, и с тех пор Лита стала мне еще роднее. Нет, с леди
Элеонорой мы жили достаточно мирно, но особой приязни между нами не
было. Мачеха оказалась старше меня всего лишь на пять лет, и как-то
так получилось, что теперь в Картехоге больше исполнялись ее
капризы, чем мои. А в этом году она твердо вознамерилась выдать
меня замуж, потому что скоро мне должно было исполниться
девятнадцать, и ей это казалось почти позорным. Сама-то она первый
раз вышла замуж в семнадцать и через три года овдовела. Покойный
муж не оставил ей наследства, поэтому доблестные лорды не толпились
у ее порога с предложением повторного брака. Но папочку наследство
не интересовало, он был сам богат. Должна признать, что леди
Элеонора была мила и прекрасно играла на лютне, и относилась к отцу
с большой заботой, но мне казалось, что все это – просто маска. И
рано или поздно, маска будет снята, и мачеха покажет всем свое
истинное лицо. Вовсе не миленькое.
Слова Литы о молитве натолкнули меня
на отличную мысль. Недаром мой отец славился своими
дипломатическими способностями – должна же я была хоть что-то
хорошее унаследовать от него.
- Я выучу самый большой псалом, -
выпалила я, - а ты ничего не скажешь папе, пока я сбегаю в лес!
- Никогда вы его не выучите, -
сказала служанка, но я поняла, что она уже уступила.
- Дай мне час, и я расскажу псалом
наизусть, - я отошла от двери и решительно взяла запылившийся
молитвослов.
Лита смотрела на меня во все глаза, а
потом прыснула: